Дары волшебства. Андрей Владимирович Смирнов
случилось, без всякого особенного смысла и цели. Ведь и такое бывает, правда? Но мы в это принципиально не верим, мы пытаемся залезть поглубже и найти что-то еще… и, конечно, находим. Мы сами создаем себе иллюзии, внутри которых потом живем. Я понимаю, что противоположный подход – вообще ничего не искать, все принимать за чистую монету – приводит к иллюзиям так же быстро. И срединный путь – чему-то верить, а чему-то нет – также ошибочен: тот, кто знает тебя, способен подстроить ситуацию так, чтобы ты поверил обману, но не поверил правде. В общем, получается, что какой бы подход мы не выбрали, мы в любом случае будем обмануты. Я это осознаю. Но я верю Дэвиду, потому что это мой выбор. Я ни на что не надеюсь. Я просто верю.
– Да, в этом что-то есть, – огладив бородку, произнес Фольгорм. – Я тоже когда-то думал об этом. И мне кажется, что Джейбрин любил детей именно по этой причине. Ты думаешь, он был добр только к тебе, пока ты росла, но так же было с каждым из нас в свое время. Даже с ита-Берайни. Ребенок – прост и целостен, он еще ни физически, ни интеллектуально не приспособлен к тому, чтобы участвовать в игре наравне с остальными. Поэтому он – частичка искренности в мире тотальной лжи, который мы создали и из которого не способны вырваться, даже если бы захотели… потому что искренность, как ты верно заметила, тут же будет использована кем-то в своих целях. Ребенок вырастает и втягивается в водоворот обмана, он теряет внутреннюю чистоту и все больше и больше оттачивает искусство менять личины. Это неизбежно, но это вызывает печаль. Я верю тебе, потому что ты только расправляешь крылья, и я все еще слишком хорошо помню тебя ребенком – но человеку, которого ты привела, я не верю ни на грош. Прости. Я не предлагаю тебе принять свою веру, но если ты думала, что я приму твою, – мне придется разочаровать тебя.
Идэль опустила глаза и некоторое время молчала. Затем она посмотрела на Фольгорма и произнесла – без тени улыбки, серьезно и честно:
– Я очень ценю твою откровенность, дядя. Правда. Я понимаю, что это гораздо больше того, на что я могла рассчитывать.
Фольгорм обнял ее и привлек к себе. «Конец моего детства… – подумала Идэль. – Я расправляю крылья, чтобы наравне с остальными парить в небесах лжи и обмана…»
– То, что ты не веришь Дэвиду, означает, что мне следует держать его подальше от тебя? – тихо спросила она.
– Наоборот, – улыбнулся Фольгорм. – То, что я не верю Дэвиду, означает, что я хотел бы узнать его поближе.
Идэль слабо улыбнулась в ответ. Странное ощущение – как будто в мире что-то изменилось. В мире… или в ней самой? Невозможно ответить. Как будто она пересекла какую-то невидимую черту. Но между чем и чем? Какие два мира эта черта разделяла? На этот вопрос невозможно было ответить. В любом случае, черта существовала лишь в ее воображении.
Дэвид отвлекся от стасорокапятитомной «Энциклопедии Кильбрена», заметив движение. Фольгорм обнимал Идэль – целомудренно и нежно, как отец мог бы обнимать дочь, которую