Испанский поход. Александр Прозоров
то его можно назвать, например, Баалшиллек или Баалезор. Быть может, вам подойдет Элибаал.
Жрец помолчал, изучая реакцию Федора, и по его лицу сразу понял, что список следует продолжать.
– Через десять дней наступит праздник Мелькарта [3], вы можете назвать сына Абдмелькарт. А через четырнадцать дней начнутся празднования богини плодородия Астарты.
Когда жрец закончил перечислять все возможные имена в честь Мелькарта и Астарты, Федор услышал одно, которое ему понравилось. Это имя звучало как Бодастарт и посвящалось богине плодородия.
– Что же, – решил Юлия после недолгих размышлений, погладив по голове черноволосого мальчугана, – пусть будет Бодастарт, раз тебе нравится это имя, а четырнадцать дней мы подождем. У нас есть чем заняться.
К тому моменту они уже неделю находились в Таренте, и Юлия, как новая хозяйка имения, решительно взялась за дело. По ее разумению, очень многое здесь следовало перестроить и переделать. Вкус прошлых хозяев, явно тяготевших к стилю жизни купцов, ей не подходил. Юлия немедленно отправила слуг на рынок, да и сама не побрезговала обойти в их сопровождении все уже открывшиеся лавки, чтобы найти нужные товары. Кроме того, несмотря на слабое незнание финикийского, она быстро разыскала мастеров-каменотесов, которым поручила почти полностью перестроить оба портика.
«Если так пойдет дальше, – невольно усмехнулся Чайка, глядя, как Юлия распекает нерадивых слуг, – то я скоро не узнаю этого дома. Впрочем, я еще не успел к нему привыкнуть как следует».
По просьбе своей золотоволосой римлянки Федор приставил к ней переводчика из греков, который водил ее по лавкам финикийских купцов, поражаясь, с какой легкостью его госпожа сорит деньгами, даже не пытаясь торговаться. Грека, привыкшего торговаться до последней возможности, каждый раз, когда Юлия не глядя, покупала несколько корзин, бросало в дрожь, – ведь при желании с них можно было сторговать у финикийцев почти полцены. И переводчик, подавляя стон разочарования, переводил ее слова, с грустью вспоминая недавние времена, когда почти все лавки Тарента принадлежали его соплеменникам, несмотря на римское владычество. Теперь же все было иначе.
Сам Федор, пару раз посетивший рынок вместе с Юлией и сыном, отдавал должное своим новым соплеменникам, этому предприимчивому народу купцов и мореплавателей. Не успела армия войти в город, как из Карфагена уже приплыло несколько торговых караванов с товарами, хозяева которых не испугались даже боевых римских кораблей, которыми еще кишели окрестные воды. Еще не успели стереться из памяти недавние сражения за каждый квартал, а здесь уже разворачивали свою деятельность посланцы купеческого сообщества метрополии, занимая разрушенные лавки греков. Федор невольно вспомнил жадного Сандракиса, который теперь тоже, хоть и поневоле, стал одним из купцов «освобожденного» города. Чайка составил ему протекцию по старой памяти, как и обещал. Все-таки, если бы не его сгоревший корабль и личное участие,
Для нужного развития сюжета сроки проведения торжеств изменены.