Говорящее дерево. Валерий Сдобняков
бил озноб и, пытаясь согреться, я всё плотнее запахивал полы насквозь промокшего брезентового плаща. Не смогу рассказать и о том, как мы вернулись в деревню. Ощущение воспалённой сухости во рту, холодного озноба в теле, казалось, вытеснило из сознания всё остальное. Последнее, что ещё запомнилось из этого дня – наклонившееся надо мной озабоченное лицо Прасковьи Ильиничны и прохлада её ладони у меня на лбу.
Сон
Болел я тяжело, но не долго. Так сильно простывать случалось мне лишь однажды, в глубоком детстве. Тогда бабушка провела у моей кровати несколько ночей кряду. На этот раз одолеть хворь помогла Прасковья Ильинична. Она не отходила от меня ни на шаг: поила отварами шиповника, малины и каких-то трав; грела ноги горчицей; натирала грудь барсучьим салом. Постепенно прошла тошнота, пропала сухость во рту. Меня перестали мучить кошмары, и я, наконец, заснул по-настоящему глубоко и надолго. Тогда-то и приснился мне этот удивительный сон-воспоминание. Он многое объяснил и помог разгадать Колькину тайну.
Мне приснился зимний лес.
Тук, тук, тук – раздавалось в морозной тишине. Звук казался приветливым, словно зазывающим в сказочное царство, где вместо неба над головой ажурное сплетение чернеющих веток берёз и осин, вместо дворцов – густо усыпанные искрящимся снегом башни елей. Негромкий стук дятла невольно заставил прислушаться, оглядеться, а глаза, пристально всматриваясь в недвижимо застывшие стволы, искали птицу.
Бежавший сзади по только что проложенной мною в рыхлом снегу лыжне Колька, наконец, догнал меня и, остановившись рядом, притих. Ещё сегодня утром мы с ним и не думали никуда идти, а потом разом решили, встали на лыжи – и в лес. Да и как иначе! Завтра Новый год, а мы без ёлки. Долго кружа по лесу, мы вдруг услышали стук дятла, и тогда, не сговариваясь, повернули на звук. Добежав до поляны, снова остановились, завороженные увиденным, потому что снег на ней светился прозрачным голубым сиянием: живым, трепещущим. И вся поляна от этого, казалось, была окутана клубившимся голубым туманом.
– Пошли, – не выдержав молчания, первым заговорил Колька и тронулся с места.
По колено утопая в голубом снежном сиянии, мы перешли через поляну. Углубившись в лес, ещё какое-то время шли на звук, пока Колька не остановился и не проговорил шёпотом: «Вон он».
– Где?
Я не увидел дятла, хотя по раздавшемуся над самой головой стуку догадался, он должен быть где-то рядом.
– Да вон же, вон! Видишь, кора падает?
И действительно, прямо перед нами, кружась маленьким вертолётиком, упал на снег, густо облитый солнечной синевой, тоненький кусочек шкурки сосновой коры. А через некоторое время, так же кружась, летел уже другой обрывочек коры, и мы с Колькой невольно следили за ним, пока он не упал на игольчато поблёскивающий снег маленьким коричневым пятнышком. Но где же дятел? Мне непременно хотелось его увидеть. Что-то знакомое азартно тянуло меня к этой птице.
– Давай подойдём ближе, он, должно быть, за стволом сосны спрятался, – предложил