Со мной и без меня. Виталий Игнатенко
и Семену негде было приткнуться. Выручил академик Бакулев. Он понял: в его клинике оказались перспективные молодые люди, но дико неустроенные. Академик попросился на прием к Николаю Александровичу Дыгаю – мэру Москвы тех лет. Попросил для будущих ученых-хирургов хоть что-то. Общежитие, но в центре. Шел 62-й год… Дыгай, светлая ему память, не отмахнулся, не передоверил, не замотал, а разрешил сразу же вселиться в дом, где был легендарный кинотеатр «Стереокино», напротив Дома Союзов. «Стереокино» показывало единственный фильм «Машина 22–12» каждый божий день почти круглосуточно.
«Центрее не бывает, – пояснил глава города Москвы и добавил: – Правда, через три месяца мы этот дом снесем, будем искать вашим аспирантам что-то другое. А пока пусть перекантуются».
Так мой брат и его друзья аспиранты получили комнату на пятерых в выселенном под снос доме. Правда, не обошлось без гримас нашей советской жизни: в доме (кстати, бывшем общежитии) уже почти никто не жил. Лишь 2–3 комнаты были еще в ходу. Но дежурные на входе и выходе остались, белье постельное меняли в срок, и газ был, и свет, отопление и прочее в порядке. Живи не хочу.
Естественно, брат с согласия друзей пригласил и меня на постой: где пятеро, там и шестая раскладушка втиснется. Как же замечательно мы жили! Дружно, весело, без вредных привычек. Наш дом, поскольку был в таком шикарном месте Москвы, разумеется, стал центром притяжения всех наших друзей. Просто «Клуб знаменитых капитанов». Артисты, журналисты, ученые, даже один виолончелист с инструментом – все торопились на наш огонек.
Жизнь, как говорится, налаживалась. Я мотался по ударным стройкам, старшие товарищи продвигали сердечно-сосудистую хирургию, биохимию, дежурили в Первой Градской больнице и не только. (Аспирант Семен Герасимович подрабатывал по ночам сторожем на мясокомбинате. Платили ему, на общую радость, колбасой.) Еще один наш сосед создавал в своем НИИ искусственную икру. Черную.
С этого места, думается, надо поподробнее.
Итак, на столе у нас всегда стоял трехлитровый баллон с икрой. Как нам объяснили, делалась она из нефти. Это знание аппетита не прибавляло. Но икра, как настоящая, уже намазывалась. Оставалось пройти испытания. Испытателям, то есть нам, даже приплачивали. Это как-то стимулировало наш добровольный вклад в науку.
Вся наша гоп-компания, и постояльцы, и гости вынуждены были принимать участие в научном эксперименте: дегустировать икру и записывать в специальных бюллетенях кое-какие данные о последствиях. Например, какова желтизна глаз, белесость языка, каков, пардон, цвет мочи и т. д. Сначала мы всерьез вели научные дневники. Потом начали списывать друг у друга, потом просто подгоняли цвет языка, глазного яблока и прочие данные к научным прогнозам.
Словом, был дом наш полная чаша.
Одна беда: ни у кого не имелось прописки, жили практически нелегально. А тут еще дело «Мосгаза», да местопребывание наше напрягало правоохранительные органы, особенно в дни парадов и дни скорби: ведь мы всегда находились внутри