Песни китов. Владимир Шпаков
культуры. Лоркин кружок на лето закрыли, и она, чтобы не проводить время впустую, ездила туда.
– Там не только девчонки занимаются, – пояснила она, – ребята тоже.
– Балетом? – усмехнулся Женька.
– Хореографией. И танцами – народными, бальными…
– Понятно… – проговорил он. – А я из лагеря уехал.
– Почему?
– А надоело!
Он тут же сочинил историю о смертной пионерской скуке, когда с утра до вечера заставляют ходить строем под горн и барабан и собирать шишки, объявляя соревнование: кто больше наберет? Рассказывая, он косился на Лоркино плечо: гладкое, покрытое ровным загаром; оно касалось иногда его бледного тела, отчего накатывало непонятное возбуждение. Вдруг вспомнилось: лес, клетчатое одеяло, рыжая раздатчица и лежащий на ней Вазген. Никакой связи вроде, но стоило скосить взгляд и вдохнуть аромат ее волос, собранных в пучок, как мерзкая (и магнетическая!) сцена вставала перед глазами. Внизу тоже что-то вставало, и хорошо, что он лежал на животе.
– Пойдешь купаться? – спросила она, поднимаясь.
– Купаться?! Нет, я позже… – пробормотал он и отвернулся.
Про книжку Мопассана Лорка вспомнила, когда стояли у подъезда.
– Вернуть хочешь?
– Ага. Сердце вдруг учащенно забилось.
– Только ты здесь подожди, у меня дома такое…
Когда ее сарафан скрылся за дверью, Женька прошелся взад-вперед. От ее оценки зависело многое (если не все), однако томик сунули в руки без комментариев.
– Ничего книжка? – спросил Женька.
Лорка подняла глаза на свой балкон:
– Давай об этом в следующий раз? У нас опять папа живет, мне сейчас не до этого…
То лето запомнилось пышными похоронами молодых ребят. Гибель Мурлатого была началом, за ней последовала целая череда смертей, понятно, не от старческой дряхлости. Процессия двигалась обычно по Советской, превращавшейся в этот момент из Бродвея в скорбную Via dolorosa, на которой слышался плач и стенания родственников. За родней шла молодежь, прятавшая под просторными рубашками и куртками то или иное оружие. Бывало, прямо у свежей могилы формировалась кодла, совершавшая стремительный рейд по тылам противника и оставлявшая за собой когда увечных, а когда и убитых кладбищенских.
– Это какой-то ужас… – говорила мать, глядя из-за шторы на очередную процессию. – Не смей соваться на улицу, слышишь?! Дома сиди!
Женька выбрался из дому лишь в начале августа, когда дело запахло миром. Авторитетный народ с двух сторон решил: баста, пора устраивать перемирие. Заключение мирного договора обставили солидно: выбрали для сборища лесную опушку неподалеку от ПЭМЗа, привезли туда несколько ведер разливного вина, даже милицию поставили в известность. Милицейские начальники, с одной стороны, возмущались такой наглостью, с другой – приняли к сведению и дали обещание никого не забирать. А что делать? Показатели молодежной преступности в районе зашкалили за все мыслимые