Первая линия. Рассказы и истории разных лет. Макс Фрай
все они, конечно, такие, но многие.
А ко мне фиг придерешься. Заказывали на восемь – и вот она я, под их окнами в тот самый миг, когда бьют часы в гостиной. Мне даже с улицы слышно.
Я робко стучусь в окно первого этажа, откуда доносятся возбужденные голоса, звон бокалов и перестук вилок-ножей, лезу в карман драного пальто за товаром и терпеливо жду, когда окно распахнется и можно будет начать канючить: «Спички, купите спички!» Сейчас меня будут гнать прочь, стыдить, пугать полицией – а вот бить не будут, наши клиенты знают, что так можно нарваться на крупные неприятности. Зато браниться и грозить можно сколько угодно, в том, собственно, и соль.
А час спустя – да здравствует спецзаказ! – я разгрызу капсулу и упаду замертво, шепнув напоследок посиневшими от холода губами: «Счастливого Рождества!» Это наш фирменный трюк. Клиентам, говорит Анжелика, очень нравится.
Говорят
Квартира 16
Когда они начинают ссориться, я ухожу из дома. Потому что – ну невозможно же это слушать! И, конечно, бестактно. Впрочем, что бестактно – этому я только поначалу придавала значение. Когда еще думала, что вот сейчас они во всем разберутся, помирятся и будут жить-поживать, добра наживать, как в сказке положено.
Как в сказке, вот именно.
Черт, черт, черт!
Я уже давно больше не думаю, что они когда-нибудь помирятся. Потому что когда ругаются месяц кряду или, скажем, полгода даже, это – ну да, конфликт, война. Неприятно, и лучше бы так не было, но мало ли, как лучше. Главное что у всякой войны есть начало и – ура! – конец. Хоть какой-нибудь, но конец. Но это если война. А когда ругаются изо дня в день шестой год кряду, это уже никакая не война, а нормальное течение жизни. И некоторым вроде меня пора бы привыкнуть.
…И я, страшно сказать, почти привыкла. Насколько это вообще возможно. Каждое утро я просыпаюсь от их криков и, не заглянув даже на кухню, иду во двор. В конце концов, умыться можно из колонки, а позавтракать в «Блинной» на углу. Блинчики там вкусные, и пирожки ничего, а к помойному «кофесмолоком» я уже давно привыкла. Кофеварки на моей кухне долго не живут, проверено. Последней была медная джезва, которую я нашла на барахолке года три, что ли, назад. День, помню, выдался холодный, но солнечный, воздух – как ледяная газировка, звонкий и злой. Я ужасно такое люблю – в смысле и газировку, и воздух. К тому же я тогда нацепила любимую брошь, мрачную, но на диво молчаливую – она у меня совсем старушка, теперь таких не делают. Мы с брошью, довольные друг другом, бродили по барахолке, слушали чужую досужую болтовню, улыбались, как две дуры. И так это было славно, что я вдруг опять поверила, что все у нас когда-нибудь наладится. Всего на минуточку, но поверила. Ну и тут же купила джезву. Прямо помрачение нашло, иначе не объяснишь!
Джезва, ясное дело, продержалась у нас на кухне всего три дня, а потом у нее отвалилась ручка. Могло быть и хуже, между прочим, могло быть гораздо хуже. Пришлось подарить джезву Марку из пятнадцатой квартиры, он припаял ручку на место, и порядок, хорошая же вещь. Марк до сих пор