Уроки милосердия. Джоди Пиколт
говорит она. – Только это фамилия по мужу. Моя девичья фамилия Шульц.
– Миссис Кунц, вас плохо слышно.
– Мне приходится говорить шепотом, – отвечает она. – Он подслушивает. Ему всегда удается войти в комнату как раз в ту секунду, когда я пытаюсь рассказать, кто он на самом деле…
И так далее и так далее. Я жду, когда она произнесет «нацисты» и «Вторая мировая война». Наше подразделение занимается делами тех, кто нарушил права человека: геноцидом, пытками, военными преступлениями. Мы настоящие «охотники» за нацистами – и мы совершенно не такие обаятельные, какими нас показывают в кино и по телевизору. Я абсолютно не похож ни на Дениэла Крейга, ни на Вина Дизеля, ни на Эрика Бана – всего лишь простой старина Лео Штейн. И пистолет я не ношу, мое оружие – это историк по имени Женевра, которая владеет семью языками, всегда напоминает мне, что пришло время подстричься, и никогда не промолчит, если галстук совершенно не подходит к моей рубашке. И работать на своем посту мне с каждым днем все труднее и труднее, поскольку поколение, устроившее холокост, умирает.
Пятнадцать минут я слушаю Миранду Кунц, которая объясняет, что кто-то из ее родственников преследует ее и первой ее мыслью была та, что ФБР нарочно подослало секретного агента, чтобы убить ее. Второй подозрительный момент: ФБР не занимается убийством людей. Но если бы правительство все же решило ее устранить, она давно была бы мертва.
– Знаете, миссис Кунц, – говорю я, вклиниваясь в монолог, когда она делает паузу, чтобы перевести дыхание. – Не уверен, что вы обратились в нужный отдел…
– Если у вас хватит терпения меня выслушать, вам все станет понятно, – уверяет она.
В который раз я задаюсь вопросом, почему такой, как я – тридцатисемилетний мужчина, лучший студент юридического факультета Гарварда, – отказался от гарантированного партнерства и головокружительной зарплаты в юридической конторе в Бостоне ради фиксированной государственной ставки и карьеры помощника начальника подразделения стратегии и политики отдела особых преступлений. В параллельном мире я бы допрашивал преступников в «белых воротничках», а не выстраивал обвинение против бывшего офицера СС, который умер еще до того, как нам удалось добиться его экстрадиции. Либо, как в данном случае, не беседовал с миссис Кунц.
С другой стороны, в мире корпоративного права я быстро осознал бы, что правда в суде – дело второстепенное. Если честно, истина в большинстве судов – дело второстепенное. Но во время Второй мировой войны погибли шесть миллионов человек, и кто-то должен ради них восстановить справедливость.
– …вы слышали о Йозефе Менгеле?
При упоминании этого имени я навострил уши. Разумеется, я слышал о Йозефе Менгеле, печально известном «ангеле смерти» из Освенцима-Биркенау[15], начальнике медицинской службы, который ставил эксперименты на людях, который лично встречал вновь прибывших в лагерь узников и направлял кого направо – на работу, кого налево – в газовую камеру. Хотя история утверждает, что Менгеле не мог встречать всех прибывших, практически каждый выживший узник Освенцима,
Один из внутренних лагерей Освенцима.