Нефритовый кубок. Джеральд Старк
с показным усердием ворошившего стопку пергаментных листов, и представил ему своего спутника:
– Шетаси, это Конан. Новенький из Сыскной Когорты. Парень старательный, только знаний пока не хватает. Растолкуй ему, как и что. В общем, не мне тебя учить.
Засим Рекифес подозрительно быстро удалился. Уль-Айязу послышался тихий ехидный смешок, испущенный скрывшимся за дверью дознавателем.
Почтенный уль-Айяз и странноватый Конан с равным недоумением уставились друг на друга. Неизвестно, о чем размышлял начинающий человекоохранитель, Шетаси же, ничего покуда не заподозривший, прикидывал, к какому бы делу приставить навязанного воспитанника.
– Читать-писать, само собой, не умеешь? – на всякий случай уточнил он. На миг появилась робкая надежда – вдруг удастся скинуть на подчиненного бумажную возню?
– Нет, – худшие ожидания старшего письмоводителя подтверждались – ему на шею повесили туповатого деревенского недоумка. Ну, спасибо, ваша дознавательская милость!
– Тогда что умеешь? – поинтересовался уль-Айяз.
– Немножко драться и больше ничего, – обескураживающе честно ответил мальчишка-варвар.
Шетаси с трудом оторвался от табурета, выглянул в окно своей каморки, убедился, что Рекифеса вблизи не наблюдается, и вполголоса осведомился:
– Тогда на кой ляд ты вообще вздумал податься в сыскные? Шел бы в вышибалы, а то в охранники к какому-нибудь купчишке…
– Не хочу, – твердо заявил провинциал.
– Чего ж ты тогда хочешь?
Конан набрал побольше воздуха и разразился речью – похоже, старательно обдуманной и едва ли не затверженной наизусть. Смысл ее улавливался без труда, и Шетаси только головой покачивал от изумления: не переводятся же на земле подобные восторженные юнцы!
Неведомо откуда взявшееся порождение Полуночи вбило себе в голову, что человекоохранительное ремесло – единственное достойное занятие в Шадизаре. Перечислялись дедовские заветы («Дед у тебя, должно быть, варвар еще тот…» – подумал еле сдерживавший зевоту старший письмоводитель), благочиние («Слово-то какое знает, и произносит почти без ошибки!»), высказывалась горячая надежда на приличное вознаграждение («А порой, надо признать, мыслит здраво…») и упоминался неведомый предок, также исполнявший в родных краях гостя должность порядкоблюстителя.
Наконец Конан выдохся и замолчал, вопросительно косясь на многозначительно прижмурившегося уль-Айяза.
– В Шадизаре давно живешь? – осведомился старший письмоводитель городской управы.
– С нынешней весны…
– Просто удивительно, как долго ты умудрился протянуть, – вздохнул Шетаси. – И еще удивительнее, малыш, какая невероятная каша булькает у тебя в голове.
Выражение физиономии будущего стража Закона стало чуточку опешившим. Должно быть, он ожидал совершенно иной встречи.
– Ничего, все мы когда-то были молодыми и глупыми, – фальшиво