Верую! Удивительные истории о людях, нашедших Бога. Отсутствует
ожесточения.
Было непослушание. Но чтобы оскорбить – это было ужасно.
Не исповедовалась моя мамочка, не причащалась. И все же Господь ее уберег от позорной смерти, не от водки она умерла. Сделали укол анальгина, а он ей был противопоказан, и она тут же умерла.
Незадолго до маминой смерти я приехала к ней, она стоит в розовом платье, я смотрю на нее – и Ангел мне мысль подал: последний раз ты ее видишь! А я еще думаю: ну как это в последний раз – вроде ничего она. И вот она в шесть часов умирает, а я, еще ничего не зная, в ту ночь места себе не нахожу. Все смотрят английский фильм, мне же нет покоя. А что случилось – не знаю.
Ночью вижу страшный сон. Черное-черное море, и вдалеке языки багрово-красного пламени. Небо черное, дым. А где я стою, там пустыня. Стоит мазанка саманная, стены без окон и дверей. Жуткая обстановка. Не знала я, что Господь дал мне тогда увидеть, в какое место моя мама ушла. Потом сообщают: «Мама твоя умерла». На девять дней водкой ее поминали, я еще песни пела, говорила: «Маме эти песни нравились». Не понимала еще того, что НЕ ТАК надо маму поминать.
Проходит десять лет, если не больше. И снова сон. Пустыня, солнца не видать – как во время песчаной бури. Саксауловые деревья, как застывшие змеи толщиной в руку. В этом месте ни единой живой души, ни комарика, ни мошки. И широкие – сантиметров 25–30 – трещины или прокопы, уходящие на сотни километров в глубину земли. Вся местность так изрыта. Стоит длинный-длинный стол, выскобленный, гладкий. И две пустые лавки. Смотрю – идет моя мама. Я таких нищих еще не видела! Вся одежда истлевшая – ремок на ремке[1], швабра, которой полы моют, и то лучше выглядит. Вся грязная, волосы нечесаные, косматые. Лицом она не похожа, но знаю, что это она. В руках новое цинковое ведро. Увидела она меня и с таким ожесточением – на меня! А я не могу встать и убежать. Тело отяжелело, ноги пудовые. Я только: «Господи, ведь она убьет меня!» И откуда сила взялась, перемахнула через стол – метров на пять, наверное, через стол и две лавки, через этот саксаул и расщелины. Проснулась – меня всю колотит. Тело колыхалось от неуемного внутреннего страха. Вот через такое сновидение мне Господь дал понять, что усопших надо поминать. И с тех пор мы практически каждую субботу родных поминаем. Я своим детям наказываю: «Я умру, вы сами поминайте своих родных, а в первую очередь – священство, потому что они за всех нас у Престола Божия молятся». Мы вот когда прочтем в «Благовесте» или «Лампаде» о ком-нибудь, обязательно молимся об этом человеке. Пусть мы за живых не так много молимся, но о упокоении – обязательно, ведь что вы здесь себе приготовите, то и получите. Потом очень много подтверждений того, что милостыней и молитвой можно вытащить со дна адова, мне послал Господь.
Года два или три мы постоянно заказывали поминовение о маме в церкви, и мама мне снова приснилась. Мы идем с ней в баню. А баня чистая, новенькая, свежевыструганная, в ней никто не мылся, мы первые. С потолка водопадом льется вода. Ну до того искрится, чистая. Мы попали в этот поток и вышли из него в белых чистых рубашках – длинных, до пят, с долгими
Ремок на ремке – о рваной одежде, о человеке, одетом в лохмотья (прим. составителя)