Волшебник из третьего «г». Книга 3. Летние приключения. Валерий Тимофеев
А ей в ту пору уже четырнадцать годков минуло. С виду дитя малое, а сердце не по годам удалось – на доброе слово да на красоту очень отзывчивое.
Увидала джигита, влюбилась в него. Ни о ком думать не хочет. Все мысли, сердце, песни одному ему отдает.
Она дочь бая, ей проще. Любит – не таится.
Джигит не меньшим огнем горит. А показать нельзя: враз от любимой отлучат. Хорошо, если на дальнее пастбище сошлют. Скорее в подземелье упрячут и, как в воду канул, ни следа, ни весточки.
Многие дорогой такой прошли.
Баю няньки доносили – он отмахивался: дитя малое что куст, что жеребеночка, что молодого джигита – одной любовью любит, выделять никого не выделяет. Стоит ли раньше времени тревогу бить?
Вода камень точит.
Сестры без женихов мхом обрастают, злостью полнятся. Черная зависть поедом заедает. А тут еще Зухра – наивное дитя – возьми да расскажи сестрам о любви своей, о свиданиях тайных да поцелуях жарких. Пуще жала слова ее для сердец лютых. И с утра до вечера шипят они баю в оба уха, позором пугают.
– Не позволю с нищим родниться! – сердится бай, ноженьками топочет, кулачками воздух потрясает. – В темный чулан запру вас, окаянных!
А Зухра как не слышит запретов. Младшенькая и есть младшенькая. Ручками шею отца обоймет, к щеке его прижмется и соловьем смех рассыплет.
– Ты же любишь меня, отец, – шепчет ласково.
– Да люблю! Больше всех люблю! С тобою все надежды связывал, – воском становится бай, – а теперь?
– А теперь ты губишь меня, – говорит Зухра. – Дай мне детство свое догулять, последние годки по лугам отбегать. Успею еще скуке да злу сестринскому обучиться.
– Ой, доченька. Какими глазами ты мир видишь?
– Такими глазами, которые не лгут, белое от черного различать не разучились. Любовь твоя ко мне смертью оборачивается. Или ты не понимаешь этого, отец?
– Понимаю, доченька. Да и ты отцовское сердце пойми.
– Знай же, отец. Где бы я ни была – если его не будет в живых, и меня не будет. Что хочешь, то со мной и делай. А я свое слово сказала.
Отстал бай, призадумался.
А Зухра вновь коротает долгие вечера у костров под звездным небом.
Любила она отца, почитала. Тогда все дети родителей почитали. Но табунщика, знать, больше любила. Думала за шутками да смехом укрыться от строгостей баевых. Да просчиталась. Молодость и мудрость по разные стороны реки живут. Юность прятаться не умеет.
Няньки ли постарались, завистливые ли сестры выследили, только подгадали, когда с любимым вдвоем у костра звезды считали. Тайком привели бая.
Отступать дале некуда.
От гнева байского горы проснулись, ручьи остановились, деревья до земли ветви склонили.
Приказал бай джигита связать и табун лошадей по нему прогнать. А Зухру повелел в сундук упрятать да темной ночью с самой высокой горы