Домик в Армагеддоне. Денис Гуцко
Достала из кармана джинсов мятую пачку «Вога», закурила. Фима жадно потянул ноздрями дым.
– Зрелище, скажи?
– Что ж, зрелище, – сухо отозвался Фима. Придвинувшись вплотную и держа сигарету на отлёте в вытянутой руке, Надя мягко толкнула его плечом.
– Чего ты всё на измене, Фим? Смотри, ночь какая. Сейчас менты уедут, и мы с тобой этот экран распишем, жёстко так распишем, не по-детски. Армагеддон, толстопузые, на выход с вещами.
Быть может, однажды расскажет ей, как впервые её увидел, девочку Надю. Каждый раз всплывает в памяти, когда встречаются. Они с бабой Настей шли куда-то – это было одно из тех унылых, невыносимо скучных путешествий, которых было так много в его детстве, – то ли в собес, то ли в поликлинику за рецептами. За него уже требовали платить в транспорте, и потому они шли пешком.
Прокисшие осенние улицы опухли от автомобильного гула, от ругливых гудков на перекрёстках. Безрадостно процеживали сквозь себя мальчика с бабушкой, приближая то неприятное место, где мальчику, сидящему на стуле или стоящему возле облезлой стены, предстояло предаться многочасовой тоске – потому что серые лица людей, которые окружат там мальчика, не могут откликнуться в нём ничем иным, кроме тоски, тоски…
Баба Настя, крепко державшая Фиму за руку, пыталась его развлечь, рассказывая какую-то историю про каких-то людей из города с обидным названием Козлов, – он почти не слушал. На очередном переходе они остановились, дожидаясь зелёного светофора, и Фима почувствовал, как напряглась баба Настя, как дрогнула её ладонь. Фима посмотрел сначала на бабу Настю, потом перевёл взгляд на другую сторону улицы, куда она нацелила линзы своих очков. У припаркованной возле мокрого тротуара машины стояла женщина. Поддёрнув воротник плаща, она наклонилась к открытой задней дверце и помогла выйти девочке, поддерживая её за локоть, пока та, кряхтя, делала чересчур длинный для неё шаг от машины до тротуара. Женщина закрыла дверцу. Машина крякнула сигнализацией, и они двинулись гуськом вдоль домов: впереди женщина, за ней девочка. Девочка была очень яркая, конфетная. Вязаная шапочка. Шарфик, модно повязанный. Чистенькие ботинки. Фима прекрасно понимал, кто она – на кого могла смотреть таким взглядом баба Настя. Женщина с девочкой скрылись из виду, а Фима с интересом рассматривал их машину.
Когда всё случилось, Фиме был всего год от роду, и он знал об этом только со слов бабы Насти, которые она твердила как заученные, когда водила его к маме на могилку: «Взяли машину эту проклятущую… говорила им: не нужно, не нужно, зачем вам хомут этот на шею, долги эти, ребёнок у вас… взяли вот, взяли… на радостях прокатиться решили: не волнуйся, мы скоро, по трассе немножко прокатимся… туда ехали – нормально, обратно Танечка за руль села».
– Кстати, насчёт зрелищ, – сказала Надя. – Вот скажи… Только не бычься. Ну, я просто понять хочу. Вот, например, пасхальную службу по телевизору показывают. А ты с дивана смотришь. То есть – ты же не участвуешь, и для тебя это тоже всего лишь зрелище. Да? Нет?
Фима посмотрел на неё строго.
– Надь, ты сама до этого додумалась? Собирался возразить