Узник страсти. Джорджетт Хейер
попона. Она… Ее оставил у нас один папин друг. Он сюда иногда приезжает. Ему может не понравиться то, что я дал вам ее… Поэтому никому о ней не говорите, сэр… прошу вас! И о нем тоже, потому как… потому как он не любит незнакомых людей!
– Скромняга, говоришь? Ну я же никому ничего не скажу, – пообещал Джон, подумав, не этого ли человека так боится Бен.
К тому времени он был убежден, что сторожку окутывает завеса таинственности, с которой, вне всякого сомнения, кроме прочего, было связано исчезновение самого хозяина. Хотя эти свои выводы Джон также оставил при себе, поскольку ему было ясно, что Бен не уверен, можно ли ему доверять, и готов, подобно пугливому жеребенку, шарахнуться прочь.
Когда Бу накрыли попоной и оставили жевать сено, Бен провел капитана через сад к задней двери сторожки, за которой оказалась небольшая кухня. Джон убедился в том, что дом имеет обычную для подобных сооружений планировку. Он состоял из двух довольно просторных комнат, между которыми находилась еще одна, также разделенная на две части деревянной перегородкой. В задней располагалась кухня, а в передней – контора. В маленькой и необыкновенно неопрятной кухоньке было слишком жарко. Поскольку она освещалась парой маканых свечей[1] в оловянных плошках, то в воздухе висел густой неприятный запах горячего свечного жира. Но из опыта жизни в слаборазвитых районах Португалии капитан знал, что человеческий нос способен быстро привыкнуть к еще худшим запахам, поэтому решительно вошел в дом. Бен затворил и запер дверь на засов, поставил на стол фонарь, достал из шкафчика черную бутылку и толстостенный стакан.
– Я вам налью, – предложил он.
Капитан, расположившийся в резном деревянном кресле у камина, улыбнулся в ответ.
– Премного тебе благодарен, но, думаю, я налью себе сам. Если хочешь мне помочь, попытайся стянуть с меня эти сапоги!
Процедура, которая забрала много времени, истощив все силы Бена, помогла растопить ледок отчужденности между хозяином и гостем. Бена ужасно насмешило то, что он кубарем отлетел к двери, прижимая к груди облепленный грязью сапог. Забыв о недавних страхах, мальчик принялся хихикать и внезапно показался Джону гораздо более юным, чем вначале. На вопрос капитана относительно его возраста он признался, что ему скоро исполнится одиннадцать.
Порывшись в седельной сумке, Джон извлек из нее домашние туфли и налил себе стакан рома, разбавив его горячей водой. Затем снова расположился в кресле, вытянув перед собой ноги и поставив сапоги сохнуть у огня.
– Вот так лучше, – произнес он, откидывая светловолосую голову на высокую спинку кресла и сонно улыбаясь хозяину. – Скажи мне, нам часто придется открывать эти ворота?
Бен покачал головой.
– Ночью здесь никто не ездит, – ответил он. – Да к тому же еще и дождь льет как из ведра.
– Отлично! – пробормотал Джон. – Где я буду спать?
– Вы могли бы лечь на папиной кровати, – неуверенно отозвался Бен.
– Спасибо, так я и сделаю. Как думаешь, куда мог уйти твой отец?
– Я не знаю, –
Маканые свечи – свечи, изготовленные путем макания – многократного обмакивания фитиля в горячий воск. (