О, я от призраков больна. Алан Брэдли
назад и что отец берег ее апартаменты как святилище, где никто, как он полагал, не слышит его плача.
– Понятно, – сказал Макналти. – Несомненно.
– Эти две спальни принадлежат мисс Офелии и мисс Дафне, которые на время вашего пребывания будут жить в одной комнате. Выберите любую, какая вам больше подходит для декораций, и они обоснуются в другой.
– Как великодушно с их стороны, – заметил Макналти. – Вэл Лампман выберет. Он наш режиссер.
– Все остальные спальни, гостиные и гардеробные, включая те, что в северной части, могут использоваться, если потребуется, – продолжил Доггер, даже не моргнув глазом при упоминании самого знаменитого режиссера в Англии.
Даже я знала, кто такой Вэл Лампман.
– Я лучше вернусь к съемочной группе, – сказал Макналти, взглянув на часы. – Мы переставим грузовики и займемся разгрузкой.
– Как пожелаете, – ответил Доггер, и мне послышалась нотка печали в его голосе.
Мы спустились по лестнице, Макналти не стесняясь ощупывал перила и выгибал шею, глазея на резные панели.
– Вот это да, – бормотал он вполголоса.
– Никогда не догадаешься, кто режиссер этого фильма! – объявила я, врываясь в гостиную.
– Вэл Лампман, – скучающим голосом сказала Даффи, не поднимая глаз от книги. – Филлис Уиверн теперь больше ни с кем не работает. С тех пор как…
– С каких пор?
– Ты слишком мала, чтобы понять.
– Вовсе нет. Как насчет Боккаччо?
Даффи недавно читала нам вслух за чаем избранные истории из «Декамерона» Боккаччо.
– Это вымысел, – ответила она. – Вэл Лампман – реальная жизнь.
– Где это сказано? – возразила я.
– В «Киномире». Это было на первой полосе.
– Что было?
– О, ради бога, Флавия! – сказала Даффи, отбрасывая книгу. – С каждым днем ты все больше напоминаешь попугая: «С каких пор?», «Кто сказал?», «Что было?».
Она жестоко передразнила мой голос.
– Надо научить тебя говорить: «Кто тут наша хорошенькая птичка?» или: «Полли хочет печенья». Мы уже заказали тебе клетку: славная золотая решеточка и миска для воды, в которой можно плескаться, – не то чтобы тебе пришлось когда-нибудь это делать.
– Иди к черту!
– Сама иди, – ответила Даффи, изображая, будто вытягивает в руке невидимый щит.
– Нет, ты иди! – сказала я, копируя ее жест.
– Ха! У тебя медный щит. Медь ничего не отражает. Ты это знаешь так же, как и я.
– Отражает!
– Нет!
В этот момент в то, что до сих пор было абсолютно цивилизованной дискуссией, вмешалась Фели.
– К вопросу о попугаях, – заметила она. – До твоего рождения у Харриет был миленький попугайчик – хорошенькая птичка, жако по имени Синдбад. Прекрасно его помню. Он умел спрягать по-латыни глагол «любить» и пел строки из «Лорелеи».
– Ты выдумываешь, – заявила я.
– Помнишь Синдбада, Даффи? – сказала Фели, рассмеявшись.
– «И пловец тоскою страстной