Еще жива. Алекс Адамс
в подобный момент мужчина совсем не жаждет, чтобы женская рука оказалась на его яйцах. Мои ногти клещами впиваются в нежную кожу…
Я ожидала, что он завопит, но этого не произошло. Его ягодицы качнулись еще раз, и он замер, как будто ожидая от меня дальнейших инструкций.
– Слазь с нее.
– Я прошу прощения, – бормочет он хриплым голосом.
– Не у меня. Вытащи свой член и скажи это ей.
Он слезает. Его эрекция увядает, и член повисает, болтаясь безвольным шнурком.
– Я прошу прощения, – повторяет он.
– Лиза, – бросаю я, – вставай, собери свои вещи.
Мне жаль, что мой голос звучит грубо, но только так я могу заставить ее подняться и уйти отсюда.
Секунда колебания – и она выталкивает свое тело с кровати. Она натягивает джинсы и застегивается, не поднимая лица. «Не тебе должно быть стыдно за это, – хочу я сказать ей. – Ему, только ему». Но сейчас не время для таких разговоров.
– Теперь Лиза часть моей семьи, – говорю я человеку, которому она наполовину обязана своим существованием. – Мы уходим.
– Я прошу прощения, – повторяет он, как заевшая пластинка.
Он остается неподвижен, когда я его отпускаю. Его плечи дрожат, и мне вдруг кажется, что он плачет. Я опускаюсь рядом с ним на колени, пока его дочь собирает свои вещи и запихивает их в рюкзак такого же размера, как и мой. Я кладу руку ему на плечо и понимаю, что готова утешать насильника. Осознание этого поражает меня.
– Нам необязательно превращаться в чудовищ. Выбор по-прежнему за нами.
– Я не мог ничего с собой поделать.
– Она – твоя дочь.
– Мне очень жаль.
– Мы уходим. Лиза!
Девушка качает головой – она ничего не хочет сказать ему напоследок.
Мы упаковываем провизию: хлеб, консервы. Все, в чем много калорий. Затем мы складываем продукты в полиэтиленовые пакеты для мусора и грузим на багажник моего велосипеда. В кухне есть молоко, надоенное одним из мужчин у пасущихся во дворе коров, которые теперь на подножном корму и поедают травы в округе. Им везет, ведь нескончаемый дождь делает пастбища только обильнее и сочнее. На краю моего сознания возникает картина: я убиваю корову ради пропитания, мои руки запятнаны чем-то, напоминающим кетчуп, но в действительности это кровь. Я прогоняю странные мысли и стараюсь об этом не думать. Пока не думать.
– Мы должны выпить все молоко, – говорю я Лизе, разливая еще теплую жидкость в две чашки.
Рвотный рефлекс пытается исторгнуть питье, но я проталкиваю молоко вниз, зная, что оно нужно моему организму. Все больше проявляется недостаток пищи. Около девяноста процентов населения земли умерло; все скоропортящиеся продукты давно закончились, и ничего, что можно перехватить на скорую руку, нет, кроме консервированной еды. Очень выручают полуфабрикаты, но раньше или позже нам всем придется перейти на собирательство или выращивание продуктов питания, если только мы доживем до тех дней.
Лиза пьет молоко, отхлебывая маленькими