Спящий. Павел Корнев
вступая в спор с собственным подсознанием.
– Вовсе нет, – возразил силуэт, повел бесплотной рукой, и в тот же миг сквозь корку спекшейся земли начала пробиваться молодая трава.
Не успел я и глазом моргнуть, как вокруг раскинулся зеленый луг.
– Это мой сон, – сказал силуэт, но я лишь покачал головой.
Трава почернела, цветы засохли, деревья зашуршали ломкими листьями.
Наступила ночь.
Теперь мы стояли в проклятом саду моего фамильного особняка, и единственным светлым пятном в округе был чуждый этому видению силуэт моего неведомого собеседника.
– Дьявольщина! – присвистнул он.
И столько прозвучало в его голосе удивления, что я не удержался и спросил:
– Кто ты?
– Сновидец, – последовал быстрый ответ. – А кто, черт побери, ты такой?
Я рассмеялся. Происходящее меня забавляло.
Морфий и воображение сиятельного – убойное сочетание.
– Хозяин этого сна, – ответил я, желая позлить собеседника.
– Нет! – отказался поверить тот в это заявление. – Я могу входить лишь в сны знакомых людей!
– Значит, мы знакомы, только и всего.
Силуэт ничего не ответил, прикоснулся к ветке мертвого дерева и черный лист в его пальцах моментально налился молодой зеленью.
– Знакомы? – медленно проговорил Сновидец. – Это невозможно. У меня не столь широкий круг общения, и я знаю все их кошмары наперечет.
Я оглядел воссозданный воображением сад и усмехнулся.
– А это не кошмар. Знаешь такое слово: «ностальгия»?
– Да, здесь слишком спокойно для кошмара, – признал силуэт. – И я больше не чувствую боли. Мне легко. Ничего не болит. Удивительно…
– Это все морфий, – сообщил я, наблюдая за тем, как в черном небе начинают расцветать всполохи далеких зарниц.
– Наркотики разрушают мозг, это чистое зло. Но иной раз боль бывает просто невыносима. Я буду иногда приходить в твои сны, хорошо?
– Приходить? – переспросил я, и вдруг ответы собеседника, будто кусочки мозаики, сложились в единое полотно. – Ты сиятельный?! – охнул я. – Ходить по сновидениям – твой талант?
– А ты догадлив! – рассмеялся Сновидец.
– Проклятье! – выдохнул я, не в силах поверить в собственную удачу, но прежде чем успел попросить об одолжении, на сад налетел стремительный вихрь. Он сорвал с деревьев черные листья, закрутил их вокруг меня ворохом электрических разрядов, и сон стал рассыпаться на отдельные куски.
– Нет, постой! – крикнул я, но меня уже вышвырнуло прочь.
Начался сеанс электротерапии.
По завершении процедуры и унизительного кормления бульоном через всунутый в пищевод шланг меня вернули в карцер. Просто зашвырнули с порога внутрь, наподдав напоследок коленом под зад.
Я так и остался валяться на обитом мягким войлоком полу. Меня ломало, во рту стоял горький привкус желчи. Взбешенный попыткой бегства профессор решил до предела увеличить длительность электротерапии,