Курсы. Варлам Шаламов
и без химии, – и я стал забывать о всей этой истории – как вдруг на сороковом году моей жизни оказалось, что требуется знание химии – и именно по программе средней школы.
Как я, написавший в анкете – образование законченное среднее, незаконченное высшее, объясню Бойченко, что вот только химии я не изучал?
Я ни к кому не обращался за помощью – ни к товарищам, ни к начальству жизнь моя, тюремная и лагерная, приучила полагаться только на себя. Началась «химия». Я помню весь этот экзамен и по сей день.
– Что такое окислы и кислоты?
Я начал объяснять что-то путаное и неверное. Я мог ему рассказать о бегстве Ломоносова в Москву, о расстреле откупщика Лавуазье, но окислы…
– Скажите мне формулу извести…
– Не знаю.
– А формулу соды?
– Не знаю.
– Зачем же вы пришли на экзамен? Я ведь записываю вопросы и ответы в протокол.
Я молчал. Но Бойченко был немолод, он понимал кое-что. Недовольно он вгляделся в список моих предыдущих отметок: две пятерки. Он пожал плечами.
– Напишите знак кислорода.
Я написал букву «Н» большое.
– Что вы знаете о периодической системе элементов Менделеева?
Я рассказал. В рассказе моем было мало «химического» и много Менделеева. О Менделееве я кое-что знал. Как же – ведь он был отцом жены Блока!
– Идите, – сказал Бойченко.
Назавтра я узнал, что получил тройку по химии и зачислен, зачислен, зачислен на фельдшерские курсы при центральной больнице Управления северо-восточных лагерей НКВД.
Я ничего не делал два следующие дня: лежал на койке, дышал барачной вонью и смотрел в прокопченный потолок. Начинался очень важный, необычайно важный период моей жизни. Я ощущал это всем своим существом. Я вступал на дорогу, которая могла спасти меня. Нужно было готовиться не к смерти, а к жизни. И я не знал, что труднее.
Нам выдали бумагу – огромные листы, обгорелые с краев – след прошлогоднего пожара от взрыва, уничтожившего весь город Находку. Из этой бумаги мы сшили тетради. Нам. выдали карандаши и перья.
Шестнадцать мужчин и восемь женщин! Женщины сидели в левой части класса, поближе к свету, мужчины – справа, где потемнее. Коридор в метр шириной разделял класс. У нас были новенькие узкие столы с нижней полочкой. Я и в средней школе учился на таких точно столах.
Позднее мне случилось попасть в рыбацкий поселок Олу – около Ольской эвенкской школы стояла парта, и я долго разглядывал загадочную конструкцию, пока наконец не сообразил, что это такое – парта Эрисмана.
Учебников у нас не было никаких, а из наглядных пособий – несколько плакатов по анатомии.
Научиться было геройством, а научить – подвигом.
Сначала о героях. Никто из нас – ни женщины, ни мужчины – не думал стать фельдшером для того, чтобы пожить в лагере без забот, поскорей превратиться в «лепилу».
Для некоторых – и меня в том числе – курсы были спасением жизни. И