Мидлмарч. Джордж Элиот
восхищением.
– А ничего другого у вас для меня не найдется, Притчард? – спросил Фред, когда на стол были поставлены кофе и тартинки, и, обозрев ветчину, вареную говядину и другие остатки холодных закусок, безмолвно отверг их с таким видом, словно лишь благовоспитанность удержала его от гримасы отвращения.
– Может быть, скушаете яичницу, сэр?
– Нет, никакой яичницы! Принесите мне жареные ребрышки.
– Право же, Фред, – сказала Розамонда, когда служанка вышла, – если ты хочешь есть за завтраком горячее, то мог бы вставать пораньше. Ты бываешь готов к шести часам, когда собираешься на охоту, и я не понимаю, почему тебе так трудно подняться с постели в другие дни.
– Что делать, если ты такая непонятливая, Рози! Я могу встать рано, когда еду на охоту, потому что мне этого хочется.
– А что бы ты сказал про меня, если бы я спускалась к завтраку через два часа после всех остальных и требовала жареные ребрышки?
– Я бы сказал, что ты на редкость развязная барышня, – ответил Фред, невозмутимо принимаясь за тартинку.
– Не вижу, почему братья могут вести себя противно, а сестер за это осуждают.
– Я вовсе не веду себя противно. Это ты так думаешь. Слово «противно» определяет твои чувства, а не мое поведение.
– Мне кажется, оно вполне определяет запах жареных ребрышек.
– Отнюдь! Оно определяет ощущения в твоем носике, которые ты связываешь с жеманными понятиями, преподанными тебе в пансионе миссис Лемон. Посмотри на маму. Она никогда не ворчит и не требует, чтобы все делали только то, что нравится ей самой. Вот какой должна быть, на мой взгляд, приятная женщина.
– Милые мои, не надо ссориться, – сказала миссис Винси с материнской снисходительностью. – Лучше, Фред, расскажи нам про нового доктора. Он понравился твоему дяде?
– Как будто очень. Он задавал Лидгейту один вопрос за другим, а на ответы только морщился, словно ему наступали на ногу. Такая у него манера. Ну вот и мои ребрышки.
– Но почему ты вернулся так поздно, милый? Ты ведь говорил, что только побываешь у дяди.
– А, я обедал у Плимдейла. Мы играли в вист. Лидгейт тоже там был.
– Ну и что ты о нем думаешь? Наверное, настоящий джентльмен. Говорят, он из очень хорошей семьи – его родственники у себя в графстве принадлежат к самому высшему обществу.
– Да, – сказал Фред. – В университете был один Лидгейт: так и сорил деньгами. Доктор, как выяснилось, приходится ему троюродным братом. Однако у богатых людей могут быть очень бедные троюродные братья.
– Но хорошее происхождение – это хорошее происхождение, – сказала Розамонда решительным тоном, который показывал, что она не раз размышляла на эту тему. Розамонда чувствовала, что была бы счастливей, не родись она дочерью мидлмарчского фабриканта. Она не любила никаких напоминаний о том, что отец ее матери содержал гостиницу. Впрочем, всякий, кто вспомнил бы об этом обстоятельстве, почти наверное подумал бы, что миссис Винси очень походит на красивую любезную хозяйку гостиницы, привыкшую к самым неожиданным требованиям