За пригоршню астрала. Игорь Чубаха
Бабушка, Черномырдина давно сняли, – примирительно сказал зам. отдела, меж тем не выпуская из-под наблюдения подозрительного гражданина в простецком плащике и простецкой же кепочке. Низкие седые брови, прямой нос, губы сжаты в ровную линию. Глаза внимательные, но… Но не настолько, чтобы тут же, на месте, гражданину крутить руки. Или подвел фээсбэшика обманчивый луч мигалки?
– Для отвода глаз сняли! А на самом деле ему поручили с нашими пенсиями сбежать в заграницу! – брызнула отравленной слюной ведьма. А глаза продолжали поедать скрывающий труп картон и торчащие из-под картона подошвы.
Еще несколько сонных, на автопилоте вышедших из подъезда пролетариев придержали шаг. А потом, проснувшись, и вовсе остановились. Любопытные, как мухи.
– Трубу прорвало или убили кого? – затеребила полу люмпенской куртки невесть откуда взявшаяся в задних рядах дамочка, держащая за руку приблизительно пятилетнего пацана. На правом ботинке пацана болтался развязавшийся шнурок.
Максимыч, кляня себя за неосторожность, переступил с ноги на ногу. На самом деле скрывая смену маски. Точнее, маску напялить он только сейчас сообразил. Расслабил плечи, погасил огонек на донышке глаз, разжал зубы. Но потихоньку, чтоб не перебрать. Отчаливать не заспешил. Он не собирался упустить ни единого слова из разговора ментов. Сомнительно, что всплывет нечто важное, но чем черт не шутит…
Вдруг заткнулся движок милицейской машины и погасла синюшная язва мигалки. Верхние этажи тесно стоящих домов окрасились в сине-розовый цвет. Сюда, на дно переулка, восходящее солнце не рвалось. Стало слышно, как кто-то неглавный в группе мурлычет: – …Где мчится скорый «Воркута – Ленинград», – этот кто-то тут же заткнулся.
– Участковый, разберитесь, – наконец нашел выход из положения начальник.
Максимыча такое решение в восторг не привело. Слабак.
– Не ходи без кирпича в переулок Ильича, – пробубнил в усы единственный в милицейской форме. Доселе беззвучно в усы подхихикивающий над начальством. И обратился к старухе: – Пройдемте-ка, гражданочка. Проверим, не пускаете ли вы к себе жильцов без прописки.
Ведьма собралась оставить последнее слово за собой, но налетевший ветер прорвался сквозь редкие зубы и выстудил пыл. Впрочем, что ей было надо, она рассмотрела.
Наученному горьким опытом Максимычу хватило одного осторожного взгляда на застывшие лица оперативников, чтобы понять – не верят ребята в успех своего дела. Потому и не тратят силы на увещевания зевак: расходитесь, товарищи, ничего интересного, дескать, нету. Всего-навсего второе серийное за два месяца. Почерк одинаковый. И никаких зацепок…
А есть ли что интересное для Максимыча? Постой-постой, вон же свежий отпечаток звериной лапы… Четкий опечаток посреди лепешки дегтярной грязи.
Недосопровожденный в детсад малец выкрутился из руки мамаши:
– Нафяльник, а вы пальфики флепили?
Судя по тому, что дитя не выговаривает шипящие, ему не пять, а не более трех годков. Акселерат.
Максимыч разглядывал