Возвращение корнета. Евгений Гагарин
я узнал бы из тысячи, кружево дыма над крышей…
– Приехали! – закричал Егор.
Ася еще спала. Не желая ее будить, я потянул руку. Ася проснулась на мгновенье, посмотрела на меня, вероятно, не узнавая, и я не вытерпел и опять коснулся губами ее холодных щек.
– Ася, я вас люблю, – сказал я тихо, – вы знаете это?
– Да, – отвечала она, – да.
Это было мое первое признание в любви – и, вероятно, самое бескорыстное.
VII
Первой встретила меня наша няня Ивушка. Когда, вбежав на крыльцо, я распахнул дверь в коридор, задыхаясь от счастья, Ивушка несла кипящий самовар из кухни в столовую.
– Ивушка! Урра! – закричал я изо всех сил. Самовар едва не выпал из рук старухи – так испугал ее мой неожиданный окрик. Она опустила самовар на пол и сощурила свои слепые глаза, но я уже висел на ее шее, прыгал вокруг по коридору.
– Ах, Господи! Мать пресвятая Богородица! – промолвила, наконец, Ивушка, обороняясь: – Да ты, нетто, очумел, постой ты, Христа ради! – А лицо ее, все в мелких морщинах, уже смеется, и в глазах прыгают зайчики. – Из-за тебя, поганца, чуть не обварилась, имя Божье всуе поминаю. Что ты, ровно жеребец, скачешь!.. Пройди степенно, поздоровайся с родителями…
В столовой был уже накрыт утренний чай, но еще никто не вышел. Мать моя еще спала. Ивушка сказала, чтоб я ее не тревожил, и это показалось мне странным: мать вставала всегда очень рано. И отец тоже еще не выходил. Что всё это значило?.. От Ивушки я узнал далее, что за день до меня приехала из уездного города, где она училась, моя старшая сестра. Мне было обидно, что мой приезд прошел столь незаметно, как будто меня даже и не ждали. И что мне вообще было делать: ждать ли здесь выхода отца или идти к брату Мише в нашу комнату? И такая досада, что приходилось снять новую шинель – никто меня в ней и не видел, а главное было первое впечатление. Проходя в коридоре мимо зеркала, я замедлил шаг и скосил на него глаза: остановиться к прямо посмотреть на свое отображение я не решился: мне всегда казалось стыдным смотреться в зеркало.
– Шин ел я-то, шинеля-то! – Ивушка всплеснула руками и застыла предо мной: – Прямо генеральская. Пуговицы блестят! Аль тебя уж в чин вывели, – старшина на поклон должен придти?
В ее глазах, в морщинистом, высохшем, как пергамент, лице было явное лукавство, но слова ее мне чрезвычайно льстили.
– Раздевайся скорее – в дороге-то, верно, умаялся. Выпьешь чайку, – и отдохнешь, – продолжала Ивушка скороговоркой, – завтра рано к службе. Со звездой-то пойдешь?.. Ванька Бандура всё прибегал, спрашивал – когда будешь? – Она сняла с меня шинель и говорила, не переставая. – Вот, батенька выйдет, попьешь вместях чайку. Оно бы и грех – чай-то распивать. Старики учили: сей день ни единой крупинки нельзя в рот принимать, доколь первая звезда на небо не вступит. Звезда сия привела в ясли к Господу Иисусу новорожденному трех святых волхвов… «Волхвы же со звездою путешествуют» – сам знаешь, в церкви поют. В старое время свято блюли обычай, – а теперь всё переменилось.