Маски. Андрей Белый
какое-то там Прометеево пламя, застывшее мраморной палкою (после сверженья титанов); изваянность этой фигуры в породу гранита давила; и вздрагивали:
– Как?
– Он жив?
Не выгамкивал даже: вид делал, что – выгамкает; и от возможности этой испытывали сотрясенье составов.
____________________
Хозяин-то где, – Ташесю?
На Мясницкой?
С Мясницкой!
Как раз появился в дверях; с ним – высокий блондин, им вводимый: «Князь», –
– или –
– Мясницкая!
Весь полновесие он; и весь – задержь; глаза голубые и выпуклые; бледно-желтые, добела, волосы; четкий пробор; желтоватый овал бороды; под глазами – бессонница (это – труды); взгляд прямой, но полончивый, весь в серо-светлом; сиреневый галстух, завязанный точно и прочно.
Его привозили; к нему подводили; о нем говорили; и он грворил; он давал указания, распоряжения, ставил задания, ширясь с Мясницкой, которая осью событий уже становилась в усилиях свергнуть царя, при поддержке – московского общества, деятелей контрразведки, генералитета.
Подслушали дамы, как бархатным тенором он:
– Николай Николаевич…
– С Павлом…
– Да, да… – Николаевичем!..
Шел он –
– там –
– в веер дам!
Лили Клаккенклипс
Нет, Лили Ромуальдовна фон-Клаккенклипс, – что за прелесть! Жемчужина: голая вся; губки – кукольны: с выстрелом патриотических фраз; офестонена грудь; нечто виснет с волос, бледней пепла, подобное разве сквозному чулку: Византия, Венеция, Греция!
Поза – портретная; взгляд – леопарда, а стиль – Леонардо.
Она говорит: пред отъездом своим в Могилев царь расплакался; с немкою сделались тики.
И Флор Аполлонович Боде-Феянов, сенатор, с пергаментным ликом, – пергаментным ликом:
– Как, что?
– Пятка дергалась?
– От черногоренок, чешущих пятки?
Лили Ромуальдовна, или Лили, или – Лилия, – встрепетом белого веера:
– От, – закативши глаза, – Маклакова!..
И так ангелически:
– Ножик оттачивают Пуришкевичи[25]… Стало быть, стало быть: вы понимаете?
Флор Аполлонович Боде-Феянов – не слышит: глухой.
– Посмотри, как она с ним, – жена, старушенция, белой лорнеткой ему показывает, что Дулеб Беблебеев с Натальей Витальевной Херусталеевой в зыбь ее шелка зеленого, в серое кружево, тонет.
Но муж – с глухоты.
– Каконасним – словако-хорват, – потому что слова, экивоки, наречия, нации перемешались в Москве: Булдуков иль Булдойер, Аладьин или де-Ладьэн, – разберись!
Мебель – сине-зеленая; оранжеваты – фарфоры; и бирюзоваты едва абажуры; резьба надзеркальная; скатерть, Драпри, бронзировка; и дымчатый, горный хрусталь.
Фелофулина Юлия и Вуверолина Оля, подруги, арсеньевки, девочки; за Моломолева Юлия выйдет; и за Селдасесова – Оля!
Болтают:
– Лизаша, арсеньевка, – наша…
– С которой…
– Которую…
– Видели: