Маски. Андрей Белый
то – дом „Бездибиль“.
Дальше: Африковым и Моморовым – прямо к бульвару, к киоску, под вывескою «Пеццен-Цвакке. Перчаточное заведенье».
– Тррр-ДРРР» –
– барабан –
– роту прапор вел
в переворохи –
– «дррр» –
– переворох на дворах; разворохи, в квартирах; и – ворох сознаний, сметаемый в кучи, как листья бульвара, стальным дуновеньем оторванные с пригнетенных друг к другу вершин, угоняемых в площадь Сенную, – туда, где кричало огромное золото букв –
– «Елеонство!» –
– «Крахмал, свечи, мыло!» – район переулочный, где проживает профессор Сэднамен над вывеской черной, «П. П. Уподобиев», иль – Калофракин (портной, надставляющий плечи и груди); с угла – Гурчиксона аптека: шар – красный, шар – синий. Вот вывеска, высверкнув, – сгасла. И тут же мадам Тигроватко жила.
Тигроватко
Тут спрыгнули; под характерною кариатидой; пан Янна подъезд; Сослепецкий, пальто растопырив, из брюк вынимал кошелек, сапогом выдробатывая:
– Чорт, как холодно!
Тоже – в подъезд.
Дверь с доской: Иахим Терпеливиль: и – вот:
– Тигроватко?
Пан Ян подмигнул:
– Прямо в точку: увидите.
– Не понимаю, – ворчал Сослепецкий, – с вокзала… хотя бы почиститься!!
– Вы, адъютант, потерпите.
И – дверь распахнулась.
Передняя пестрая: желтые стены; и – крап: черный, се-рый, зеленый; зеленая мебель; портьера желтеющая с теми же пятнами: черными, серыми, серо-зелеными; слева, в отбытую дверь, – коридорик, с обоями, напоминающими цветом шкуру боа: густо-черные пятна на бронзовом, темном; туда, – как в провал, или в обморок дико-тупой, из которого могут выкидываться только выкрики дико болезненные. Но мадам Тигроватко бросала туда: –
– Аделина! –
– Лилиша! –
– Параша! –
– Наташа! –
– И горничная выходила на зов: Аделина – в апреле; Лилиша – июле.
Снимая пальто, Сослепецкий косился в слепой коридорный пролет, вызывающий ассоциацию: боа контриктор! Повеяло диким кошмаром, уж виданным, –
– где-то, –
– с – утраченным смыслом, как с криком, которого нет, но который сейчас…
Вскрик:
– Леокади!
Взрывы хохота.
– Джулия фон-Толкенталь, – подцарапнул пан Ян своей шпорой.
– Мадам Толкенталь, или – только: таланты; миражи, корсажи; и франты, и фанты!
Глазеночки – тусклые, а позумент – прояснялся; и носик морского конька, едва красненький, с присморком, кончиком дергался: (тоже – как сон).
Аделина раскрыла портьеру, и у Сослепецкого вырвался вскрик:
– Это же!..
Древнее выцветом, серо-прожухлое золото: цвет – леопардовый, съеденный, мертвыми пятнами, точно покрытый дымящимся еле износом, как бы вызывающим вздрог: леопард этот – умер ли? Может, – сидит в мягких пуфах?
Драпри, абажуры – под цвет леопарда, пестримого дикими пятнами, как полувскриками,