Тысяча и одна ночь. Том III. Эпосы, легенды и сказания
и выздоровление». А Дау-аль-Макан спросил: «Сколько дней отсюда до Дамаска?» – «Шесть дней», – ответил истопник. И Дау-аль-Макан молвил: «Не согласишься ли ты отослать меня туда?» – «О господин, – воскликнул истопник, – как я отпущу тебя одного, когда ты человек молодой и чужеземец? Если ты хочешь отправиться в Дамаск, то я тот, кто поедет с тобою. И если моя жена послушает меня и будет повиноваться, я останусь там, так как мне не легко с тобой расстаться».
Потом истопник сказал своей жене: «Не хочешь ли ты отправиться со мною в Дамаск Сирийский, или ты останешься здесь, пока я буду с моим господином в Дамаске Сирийском и не возвращусь к тебе? Он стремится в Дамаск Сирийский, а мне, клянусь Аллахом, не легко расстаться с ним, и я боюсь для него зла от разбойников с дороги». – «Я поеду с вами», – ответила ему жена»
И истопник воскликнул: «Слава Аллаху за согласие! Дело закончено!»
А потом он поднялся и продал свои пожитки и пожитки жены…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят пятая ночь
Когда же настала пятьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что истопник и его жена сговорились с Дау-аль-Маканом отправиться в Дамаск, а потом истопник продал свои пожитки и пожитки своей жены, купил верблюда и нанял осла и посадил на него Дау-аль-Макана, и они поехали, и ехали непрерывно шесть дней, пока не вступили в Дамаск, и прибыли туда в конце дня. И истопник пошел и купил, по обычаю, кое-какой еды и напитков, и они провели таким образом пять дней, а после этого жена истопника проболела немного и отошла к милости великого Аллаха, и это было тяжело Дау-аль-Макану, так как он привык к ней, пока она ходила за ним.
И когда она умерла, истопник печалился по ней великой печалью, и Дау-аль-Макан, посмотрев на него, увидел, что он опечален, и сказал ему: «Не горюй, мы все войдем в эту дверь». И истопник обернулся к нему и воскликнул: «Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое! Аллах великий возместит нам, по своей милости, и прогонит от нас печаль! Не хочешь ли, дитя мое, выйдем и погуляем в Дамаске, чтобы развлеклось твое сердце». – «Будь по-твоему», – ответил Дау-аль-Макан. И истопник поднялся и вложил свою руку в руку Дау-аль-Макана, и они вышли и пришли к стойлам дамасского вали и увидели верблюдов, нагруженных сундуками, коврами и парчовыми материями, и оседланных коней и бактрийских верблюдов и рабов, негров и белых, и народ суетился и толкался. И Дау-аль-Макан воскликнул: «Посмотрите-ка! Чьи это невольники, верблюды и материи?» И он спросил одною из слуг: «Кому эти подарки?» И спрошенный ответил ему: «Это дары дамасского эмира, которые он хочет послать царю Омару ибн ан-Нуману вместе с податью Сирии». И когда Дау-аль-Макан услышал эти слова, его глаза наполнились слезами, и он произнес:
«О ушедшие с глаз моих, вы навеки
В моем сердце нашли себе пребыванье.
Вашу прелесть не вижу я, и живется
Мне не сладко, – тоска моя неизменна.
Если встретить судил Аллах мне вас снова,
В долгой речи о страсти вам расскажу я».
А