Весенние грозы. Дмитрий Мамин-Сибиряк
крепким затылком.
«Должно быть, у него тоже есть горе…» – подумал он невольно.
Служба кончилась. Григорий Иваныч вышел на паперть и столкнулся с тем же мещанином, который стоял в раздумье. Они только теперь взглянули друг на друга и поняли без слов общее настроение.
– Что, брат, плохо? – спросил Григорий Иваныч.
– Хуже не бывает… – глухо ответил мещанин.
Оба замолчали и пошли вместе. Незнакомым людям, конечно, трудно разговориться сразу, а Григория Иваныча так и подмывало узнать, в чем дело. Они молча дошли до пароходных пристаней. Мещанин остановился у одной конторки и бесцельно смотрел на суетившуюся толпу, – только-что пришел снизу пароход, и набережная кишела народом. Григорий Иваныч закурил папиросу.
– Ведь этак-то живого человека можно и живота лишить… – заговорил вдруг мещанин, не обращаясь собственно ни к кому. – Брат и говорит мне: «твоя расписка, тебе и отвечать». И я гляжу: моя… А не писал, то-есть не я её писал. Ну, теперь на окружной суд за подлог, а моей причины никакой нет… У меня тоже семья, детишки…
Он говорил быстро, таким тоном, точно все должны были знать про его мещанское горе. Сначала дичился чужого человека, а тут прорвало: хоть и чужой человек, а всё же как будто и легче, когда выговоришься.
– Так, так… – повторял Григорий Иваныч, вслушиваясь в бессвязную речь своего собеседника.
– Главное: зачем брат меня обидел, господин? Ну, вышла такая моя ошибка, ну, беда навалилась, а он на меня же… Хуже чужого. Ведь мне теперь разор… Всё прахом пойдет. На подсудимую скамью посадит… срам… Ну, суди: весь тут. Дома ничего не осталось… А вот брат…
– Вот что я скажу тебе, милый человек: брат тут не при чем. А ты приходи завтра утром ко мне, и мы всё это дело разберем. Я теперь свободен и ничего не возьму с тебя…
Мещанин отнесся недоверчиво к этому предложению, заподозрив в Печаткине одного из тех мелких ходатаев по делам, которые ловят своих клиентов прямо на улице. Но, подумав немного и тряхнув головой, он согласился.
– Отчего же не притти – приду. Хуже всё равно не будет.
– Там увидим.
Григории Иваныч простился с ним и быстрыми шагами направился домой. Он ужасно торопился, точно боялся не донести того хорошего настроения, которым был переполнен. А если Анны Николаевны нет дома? Ему хотелось видеть сейчас именно жену, чтобы поделиться с ней охватившим его чувством.
К его счастью, Анна Николаевна была дома. Маленькая Соня уже спала, а Любочка сидела за книжкой – девочка очень любила читать.
– Что с тобой? – испуганно спрашивала Анна Николаевна, оглядывая мужа. – На тебе лица нет.
– Ах, Аня, Аня…
Он обнял её, крепко расцеловал и, усадив рядом с собой на диван, принялся рассказывать всё, что с ним случилось. Он ничего не скрыл, и Анна Николаевна горько разрыдалась, когда узнала, как близко было непоправимое несчастье. А какой хороший дедушка: даже она ничего не