Долгая дорога домой. Сару Бриерли
бешеной гонки по пустому вагону я заставил себя выглянуть в окно, чтобы понять, знакома ли мне местность. Пейзаж за окном напоминал родные места, но никаких отличительных особенностей я не заметил. Я не знал, куда направляюсь, но еще никогда до этого так далеко не уезжал. Я был уже очень-очень далеко от дома.
Я впал в некий ступор – думаю, мой организм вошел в «спящий» режим, измученный тем, что пытался справиться с происходящим. Я рыдал и спал, иногда смотрел в окно. Есть было нечего, но в конце вагона в грязных туалетах в кране была вода, а через открытые сливные отверстия мелькали шпалы и рельсы.
Как-то я проснулся и понял, что поезд не двигается, – мы остановились на какой-то станции. Я воспрянул духом, когда представил, что мог бы привлечь внимание людей на платформе. Но в сумерках не было видно ни одной живой души. И я все еще не мог открыть двери. Я молотил кулаками, кричал и кричал, когда поезд качнуло и он опять двинулся в путь.
В конце концов я выбился из сил. Невозможно бесконечно оставаться в состоянии паники и полнейшего ужаса – эти ощущения притупляются.
Именно тогда я решил, что поэтому мы и плачем: таким образом наши тела справляются с тем, с чем разум и сердце справиться не могут. Проливая слезы, я позволил телу справиться с переполнявшими меня эмоциями и, как ни удивительно, почувствовал себя немного лучше. Происшедшее измотало меня, и я то засыпал, то просыпался. Когда я мысленно возвращаюсь к тем дням, вновь переживаю весь ужас человека, оказавшегося в западне, не имеющего ни малейшего понятия, где он и куда направляется. Это кажется мне жутким кошмаром. Воспоминания мои отрывочны: вот я испуганно выглядываю в окна, вот, свернувшись калачиком, засыпаю и пробуждаюсь ото сна. Мне кажется, что поезд останавливался на каких-то станциях, но двери никогда не открывались и никто почему-то меня не видел.
Но время шло, и, вероятно, снова проявилось мое умение приспосабливаться, которое выработала у меня тяжелая жизнь в городке. И я начал думать, что, если не могу выбраться сам, тогда следует дождаться, чтобы кто-нибудь меня отсюда выпустил, а потом уж решать, как возвращаться домой. Я повел себя так, как повели бы себя мои братья. Они по нескольку дней кряду не появлялись дома; я тоже так смогу. Они научили меня, как находить место для ночлега, я уже раньше сам о себе заботился, искал еду, попрошайничал. И, может быть, на этом же поезде, что увез меня от дома, я смогу вернуться домой. Я сел и стал смотреть в окно, пытаясь думать только о мире, что проносился за окном. Посмотрим, к чему все это приведет.
В конце концов пейзаж стал более сочным, зеленым. Появились покрытые буйной растительностью поля и высокие деревья без веток, а лишь с огромными пучками листьев наверху ствола. Когда из-за туч выглянуло солнце, все за окном стало ярко-зеленым. Я увидел обезьян, бегающих по спутанным лианам по обе стороны железнодорожной колеи, удивительных ярких птиц. Повсюду была вода: в реках, озерах, прудах и на полях. Это был новый для меня мир. Даже люди казались немного другими.
Через какое-то время поезд