Жизнь языка: Памяти М. В. Панова. Сборник статей
подсовывают звук, звуковой тип. Только московская школа последовательно приходит к мысли, что фонема – это отношение! Какой-нибудь… [том], [тλма]… Это в известных позициях абсолютно безысключительно! Раз позиционное чередование, значит, они различительны быть не могут. Значит, они друг другу не различители – они члены одной фонемы. Вот в чем корень отличия фортунатовцев в этом отношении. В параллели с ОПОЯЗом. Есть замечательная работа Эйхенбаума в журнале «Печать и революция». Эйхенбаум прочел этим… марксистам… Там был Скворцов-Степанов, всякие… Коган… Всякие там… Может быть, Свердлов и прочие марксюги. Прочел лекцию «Что такое формализм?» И он начал с того, что неправильное название – «формализм». «Мы не изучаем форму, мы изучаем все в литературе. Мы – спе-ци-фи-ка-торы! Мы замечаем, чем литература спе-ци-фич-на и отличается от всего прочего. Это прямая параллель к Московской лингвистической школе… Изучается самостоятельность. Для формалистов, для литературоведов это было очень важно, потому что они тоже отрясли прах со своих ног… Вот. Я бы назвал этих других „отрясатели“. Потому что они отрясают прах со своих ног – чего? Лингвисты – прах эмпирических воззрений. Это, между прочим, не мешает им заниматься именно наиболее плодотворно экспериментальной фонетикой. Поскольку в фонему входят разные звуки, надо их тщательно изучить. И Розалия Францевна занимается в своей фонетической лаборатории замечательно точным изучением звука. Именно она-то и есть „москвич“, потому что ей важно знать, какие именно звуки составляют позиционные чередования, то есть входят в одну фонему. Так вот значит – отрясти с ног прах приземленного отношения к языку, когда материя важна, а не отношения. Для того чтобы знать отношения, надо знать, какие материальные объекты соотносятся. Но не они сами важны, а они важны как члены системы отношений. То есть фонемы.
В. Е.: Я боюсь вас рассердить… Но хочу сказать одну вещь. Для меня фонема была всегда абсолютно платонической сущностью, понимаете?
М. П.: Ну, это совершенно верно!..
В. Е.: То есть вот «пещера теней»… Звуки – тени фонемы, эйдосы…
М. П.: Конечно, это система идей, отношений! Конечно, она… фонема не имеет никаких акустических параметров. Скажи я, что <о> – огубленная фонема. Какая же она огубленная, когда она представлена неогубленными единицами?! Что бы ни сказал – все будет неверно. Совершенно правильно. Конечно, фонема есть абстракция. А формалисты – это отстаивание языковой системы как внутренне самостоятельной, как внутренне, в языке только существующей. И формалисты-литературоведы такого же типа мышления. Все время орали: литература развивается под влиянием классовых отношений! Это вот вульгарные социологи… Под влиянием политики. Под влиянием идеологии. Под влиянием указаний партии. Все время слуга, все время на побегушках… Формалисты возмутились тем, что… каждому ясно и понятно, что искусство са-мо-сто-ятель-но и ничему не служит. Оно специфично. Оно само в себе, самодостаточно. И вот Эйхенбаум говорит: «Мы – спецификаторы». И он объяснял