Антифальшь. Анна Веди
Ярослава так говорила и думала. Это получается уже созависимость. А здесь корни в низкой самооценке. Я ценю себя, люблю и уважаю. Я достойна всего самого лучшего, что может предложить мне жизнь.
Вот нарисовал меня художник. Какой-то холодной люди видят меня. Красивая, но несколько грубая, жестокая, злая. Вот и он также меня увидел. Но это его творение, восприятие. Все видят меня по-разному, в силу своих проекций. Девяносто пять процентов окружающего мира – чистая проекция. Оставшиеся пять – тоже. Весь мир иллюзия и проекция. Значит, когда мне не нравится окружение, я не нравлюсь себе. Как человек относится к себе, так и окружающие к нему. Моя любимая книга в детстве была «Пиноккио», там Буратино превратился в красивого юношу. Мама всегда повторяла фразу из неё: «Непослушные дети заканчивают тюрьмой или больницей». Вот так родители программируют будущее своих отпрысков.
Думаю, у меня были две страсти в жизни – к мужчинам и к наркотикам. Из мужчин – это были всегда наркоманы. К «независимым» влечения не было ни к кому. Страсти к мужчинам. И почему мне нравится это? Это как самоотречение от себя. Я ведь могу испытывать страсть к творчеству, к спорту, к красоте, наконец. Волшебное чувство влюблённости. Эйфория. Как мне нравится обманывать себя. Я в постоянной иллюзии пребываю. Жизнь реальна, наверное, я не хочу это признать. А что я хочу, что мне надо? Мало людей хотят знать реальность. Все привыкли жить в розовых очках, постоянно зашоренными, лишь бы не видеть грязь и убожество этого реального мира. А, может, я так думаю, потому что сама психолог и познаю себя. Другие, может, и в ладу с собой, хотя нет, это невозможно. Вон сколько окружающих меня людей, за исключением единиц, все неосознанны. И как жить в этом мире?
Я прыгнула с парашютом второй раз. Сейчас было лучше, чем в первый, уже не было страха, и я смогла рассмотреть в иллюминатор окрестности перед прыжком. Выпрыгнула, отделилась, почувствовала свободное падение, покрутилась в воздухе, так как стропы были закручены, и летела, развернувшись по ветру, оглядывала окрестности. Красота! Меня смутило препятствие внизу – парашютист собирал свой парашют, а мне казалось, что я лечу на него. Я кричала «воздух, воздух», а он меня не слышал. В итоге, я не успела сгруппироваться перед приземлением и стукнулась попой. Было больно, и потом болела голова. Инструктор сказал, что мне не надо больше прыгать. Вот он, наглядный урок. Когда я беспокоюсь о других, набиваю себе шишки. А если поступать таким образом, что когда я хочу позаботиться о другом, думать прежде, зачем мне это надо, учесть свои интересы и не навредить себе? Если мне идёт в ущерб забота о другом, тогда зачем мне это надо? Альтруизм? Что я получаю для себя с этой заботы? А, может, ему эта моя забота и не нужна? Там, да, растерялась в воздухе. Прыжок с парашютом – это как процесс рождения ребёнка. Самолёт – это утроба матери, а парашютист – новорожденный, который отделяется, рождается. И вот он выпрыгивает из самолёта, жутко, конечно. Как и ребёнку страшно выходить из тёплого пространства в материнском лоне. Вот и в первый раз было очень страшно, а второй раз уже не так.