Человек. Книга. История. Московская печать XVII века. И. В. Поздеева
власть получена не в результате прямого престолонаследия. Вот как формулируется эта тема в послесловии Октоиха 1618 г.: Бог печется о Михаиле Федоровиче «в законах божественных от юности воспитанном», от «спасителного корене» «браздодержателе», об истинном «поборнике» благочестия, «богомудром» «царе и великом князе всея России самодержце». Но даже столь настойчиво повторяемой мысли о покровительстве Всевышнего Михаилу Федоровичу автору послесловия показалось недостаточно. В тексте подчеркнуто, что Михаила Романова «сам Бог избра, яко верна стража», «помаза его елеом радости» и «содержит» его своею «божественною десницею» (л. 451–454).
Не менее пышную и развитую формулу мы находим в послесловии Евангелия 1627 г. Здесь Михаил Федорович назван «верным слугой», Богом избранным и «святым елеоем помазанным», хранителем и поборником православной веры, «благоверным, благородным, христолюбивым», Богом «венчанным», «почтенным» и «превознесенным» и даже «возсиявшим» благочестием «всея вселенныя в концех» (л. 141–142 последней пагинации). Эти гиперболические похвалы выглядели вполне уместными именно благодаря обязательному в первой части почти любого из аналогичных текстов изложению идеи богоданности всех особенных, сверхчеловеческих качеств царя, дарованных ему Божественной Троицей.
Характеристика идеального православного монарха логично переходит во вторую структурную часть формулярного послесловия, посвященную доказательству легитимности династии, ее исторического и наследственного права на власть. Михаил Романов, «ревнуя» «благочестием просиявших царей» Константина и Елены, а также «добродетельных и духовных дел» князя Владимира, занимает престол после «великих государей – деда своего царя… Ивана Васильевича и дяди своего… Федора Ивановича» (Минея на сентябрь. 1619 г. Л. 84, 86 последней пагинации; послесловие Евангелия 1637 г. и др.). Постоянно звучащее напоминание об императоре Константине также традиционно входит в основную аргументацию «исконности» «природного» царя, ведущего свой род от византийских императоров – правителей «второго Рима» и принесших первенство в православном мире «Риму третьему и последнему» – Москве. «Византийское происхождение» Романовых, «отчичами» и «дедичами» которых были Рюриковичи, связанные с Византией непосредственным родством, – постоянная тема книжной публицистики всего XVII в.
Эта же идея была одной из основных в чине венчания на царство, согласно которому царские регалии, связанные с идеей наследия византийских императоров, выносили представители Нижнего Новгорода, а князь Д.М. Пожарский «первый торжественно поднял оставленный давно скипетр»[128]. И хотя Михаил Романов был только двоюродным племянником царя Федора Ивановича, но именуется прямым наследником всех этих «отцов» и «дедов». (Точно так же именовались в современных им московских изданиях и различных грамотах Борис Годунов и Василий Шуйский.)
Традиционная для послесловий тема отеческого престола и наследственной власти становится