Проект «Миссури». Яна Дубинянская
я уже привык во время вступительных экзаменов; но это было не совсем то. Тогда массы народу вокруг составляли что-то вроде войска, которое надо расшвырять по сторонам, – а теперь изволь научиться узнавать их всех в лицо, запомнить по именам и прожить среди них ни много ни мало пять лет.
Короче, мрак; не знаю, может, вы и не поймете… Мареевка – город. Но очень маленький.
Меня записали в группу номер шесть. В аудитории нас набралось человек двадцать – и, конечно, ни одной знакомой физиономии. То есть, ни Георгия, ни Влада. Ни даже той стриженой девчонки, которая точно поступила, раз я уже тогда не был ей конкурентом.
Я собирался сесть в третьем ряду, чтобы не слишком отсвечивать, но, разглядывая народ, прозевал все хорошие места и оказался под самой кафедрой. По левую руку поместилась пухленькая барышня в прозрачной кофточке, очень даже ничего. Повернулась ко мне и состроила глазки. Я совсем было взбодрился, – но вовремя догадался проверить правый фланг.
Ну-ну; там возвышалось нечто лощеное, насквозь проодеколоненное и с булавкой на галстуке. Оно как раз готовило ответный залп из-за модной оправы очков. Барышня, не прекращая маневров, успела достать тетрадку, нарисовать на последней странице рожицу и подписать «пренцеса», – авторская орфография сохранена.
– Все готовы? – сурово спросил преподаватель.
Вот так фишка, а я его и не заметил. Вечно отвлекаюсь на пустяки. А мужик был никак не мелкий, седоватый, с усами щеточкой. Звали его, как я узнал из конспекта Прозрачной Кофточки, торжественно открытого завитушками, «Александр Виниоминович». Тезка, запомню. Но как она писала сочинение?…
Я достал тетрадь и запустил руку по локоть в рюкзак, нашаривая ручку. Нашел транспортир, перочинный ножик и железное кольцо с толкиновской игрушки, – уже пару месяцев думал, что потерял его. Но ручки, похоже, не было, и пришлось искать помощи у правого фланга – не у Кофточки же.
Он посмотрел на меня сквозь очки, как солдат на вошь. Вот уж точно «столичная штучка». Потом светски ответил:
– Да, пожалуйста, – и протянул мне письменную принадлежность чуть ли не с золотым пером. То, чем он пользовался сам, было еще круче.
Не знает, что я, как правило, забываю возвращать всякую мелочь, – нет, не тырю нарочно, а правда забываю. Так ему и надо.
Тем временем препод вовсю проводил перекличку, и я точно пропустил бы свою фамилию, если бы прямо передо мной по списку не шла Кофточка – в миру Лановая Наталья. Надо было слышать, каким томно-сексуальным голосом она протянула свое «есть». Я отрапортовал значительно более кратко.
Стены в аудитории были гладкие, без всяких учебных пособий или портретов великих. И, главное, практически без окон; только ближе к потолку выстроились в три ряда маленькие круглые иллюминаторы – в стиле все тех же футуристических фантазий. В один из кругов с внешней стороны заглянула ворона, но сразу улетела.
Последним в списках значилось чудо в золотых перьях, – фамилию я не запомнил, кроме того, что начиналась она на букву «Ц»;