Дело марсианцев. Олег Никитин
Тихон оглушительно постучал и тотчас услыхал быстрые шаги девушки. Она запыхавшись выскочила на порог, уже одетая в легкое пальто и с шалью на голове, в меру румяная. При виде поэта девушка в удивлении замерла.
– Сударь, что это с вами?
– Вечер добрый, сударыня, – чинно приветил ее граф Балиор и приподнял лавровый венок, надетый им поверх парика. – Увенчан славою народной.
Глафира прыснула в кулачок – и не стерпела, зашлась от смеха. Можно было представить, как нелепо смотрелся поэт в приличном наряде, но с венком вместо шляпы! Тихон присоединился к веселью и предложил девушке руку, чтобы проводить ее к дрожкам. Там он бережно снял лавровые листы с макушки и поместил их на прежнее место.
– А как же ваше платье? Неужто надето?
– Да, – отчего-то смутилась Глафира. – Я нынче запросто.
– Si les nouvelles de vous à la maison paternelle, la mademoiselle?[8] – вопросил Тихон. – Тогда надобно поспешать.
– Я уже известила родителей, что вы проводите меня до Собрания. Простите за неумеренную смелость… Но ежели ваши замыслы оттого…
– Буду рад служить, – кивнул поэт и потянул поводья.
Он был доволен, что не обрядился в легкую хламиду, а выбрал утепленный гродетуровый кафтан и шерстяные кюлоты с чулками, но особенно рокелор надел. С наступлением вечера набежали неприятные низкие тучи и подул сырой ветер – того и гляди, начнется нудный осенний дождь. Придорожные кусты тревожно закачались, будто в них прятались жирные по осени медведи.
Это гости побогаче, что в закрытых каретах раскатывают, могут себе позволить не тратиться на переодевание. А тут, как ни старайся соблюсти приличия, места так мало, что Глафира вынуждена держаться одной рукой за борт, а другой вцепиться в локоть провожатого. Тихон даже чувствовал, при особо сильных толчках, ее бедро, словно оно не пряталось под многослойной юбкою.
– Что-то у вас нынче интересное надето, – решился завести он беседу. – Будто и не платье вовсе.
– Крестьянский сарафан. Я сама его сшила и кружевами отделала.
– Смело, – удивился Тихон. – Противу моды идете, Глафира Панкратьевна!
– Какая ж на карусели мода? А как ваша заметка про марсианцев, Тихон Иванович? Понравилась ли?
– Гонорару заимел порядочно.
– Опять в городе колобродили, поди?
– Было дело…
– Ох, накликаете вы беду своими спектаклями, Тихон Иванович. Слухом земля Рифейская полнится, сам Архимандрит уж недовольство выказывал в частной беседе, сказывают. Дескать, приструнить графа Балиора надобно, дабы молодежь своими виршами не смущал и нравы не баламутил.
Тихон помрачнел. Совсем не о такой славе он мечтал, когда ночи напролет выводил стройные рифмы и подсчитывал слоги. Сумароков, Херасков ему грезились, их похвала и уважение, а вовсе не хохот разнузданной толпы, пусть и высокородной, грамотной – а все ж таки по сравнению с титанами духа толпы, не скажешь иначе…
Сам же, впрочем, и виноват, что
Так вести вас в отчий дом, мадемуазель? (фр.)