Югославия в XX веке. Очерки политической истории. Коллектив авторов
поинтересовался у генерала Бертолли: «Ваше превосходительство, объясните – вы за сербов или против них»54.
Ситуация складывалась катастрофическая, и тогда 5 января генерал М.В. Алексеев подал Николаю II записку: «Сербский военный агент сейчас передал мне телеграмму». Она «хорошо характеризует положение остатков сербской армии и отношение к ним Италии, затаенные мысли этой державы, объясняющие ее действия. Дипломатия Согласия бессильна что-либо сделать, чем-либо помочь. Спасти доблестные остатки сербской армии, которая еще сослужит великую службу Союзу, может только державное, настойчивое слово Вашего Императорского Величества президенту Французской республики и английскому королю. Гибель сербских солдат ляжет позором на Францию и Англию, в руках коих были все средства, но не было желания, или было много веры в одного из союзников – Италию, который этой веры не заслуживал»55.
Такое «державное и настойчивое слово» императора (причем, не без скрытой угрозы) прозвучало и положило-таки конец столь откровенному рецидиву «священного эгоизма»[81] – итальянские и другие союзные корабли начали перевозить сербов на Корфу56…
Здесь снова остановимся и постараемся обобщить сказанное.
Итак, в 1915 г. союзники, вместе с Сербией, потеряли Балканы. Историография СССР упрекала за то «крайнего шовиниста» Н. Пашича, который сорвал все усилия по вовлечению в войну Болгарии (профессор Ф.И. Нотович)57. Современная отечественная литература гораздо более взвешенна. «Предполагаемая комбинация была для Сербии неприемлемой, а потому и мертворожденной»58, – совершенно справедливо утверждает профессор В.Н. Виноградов. И соответственно – «антантовская дипломатия безнадежно запуталась в межбалканских противоречиях и выглядела пассивной, будучи не в силах сдвинуться с мертвой точки»59. Именно она и есть главный виновник поражения. Но спрашивается, был ли хоть какой-нибудь выход из тупика? Думается, что все-таки был. И находился он в прямой связи с югославянской программой сербского правительства, точнее – с возможностью ее реализации.
Сама же эта программа, по крайней мере в первый период войны, носила более геополитический, чем идеологический характер и была тесно связана с «македонским вопросом». До тех пор, пока у сербского руководства теплилась надежда на то, что при определении дальнейшей судьбы югославянских территорий Австро-Венгрии (прежде всего побережья) союзники учтут интересы Сербии, оно было готово пойти навстречу настойчивым просьбам из Лондона, Парижа и Петрограда и уступить часть Македонии Болгарии. Но как только римский кабинет выдвинул претензии почти на все восточноадриатическое побережье, и, что самое главное, Антанта в Лондонском договоре с ним согласилась, сербское правительство резко изменило ориентацию и дезавуировало свои прежние обещания. «Мы выбираем Македонию!» – стало лозунгом его новой линии, с которой оно не свернуло вплоть до трагических дней октября 1915 г. Югославянская
Отношение сербов к «новым союзникам» было соответствующим. Д. Ллойд Джордж вспоминал о конференции мира в Версале и пребывании на ней Н. Пашича: «Он относился к итальянцам с глубокой неприязнью и недоверием. Враждебность Соннино к югославам