Теорема Нёттер. Владимир Голубев
в черных костюмах прибыли через десять минут. Милиция чуть позже. Последними появились врачи. Милицейский фотограф сделал снимки лежащего у доски человека, и его сразу унесли.
Старосты групп подали списки присутствующих и отсутствующих. Фотограф отснял полную юношей и девушек аудиторию с разных ракурсов, чтобы следствие знало, кто где сидел.
«Господи, это же моя пуля… но как… это же был просто дурацкий розыгрыш…» Лоб покрылся испариной. В голове студента Курочкина билась и дрожала одна фраза:
– Я не виноват! Я же не виноват! Не виноват!
Он краснел и бледнел от страха, что, конечно, не скрылось от опытных глаз работников госбезопасности.
Выпускали из аудитории бесконечно медленно, проводя досмотры личных вещей и одежды. Из спортзала принесли фанерную ширму, за которой досматривала девушек строгая женщина в форме капитана милиции.
Все было очень серьезно. У выходящих проверяли студенческие билеты; несколько раздолбаев, забывших документы дома и неизвестно как проскочившие мимо институтского вахтера, дожидались своей участи в сторонке. Человек в черном костюме сверял фотографии с лицами и тщательно записывал каждого. Следственные действия растянулась почти на три часа. Выпущенные на волю студенты пулей неслись в туалет.
Потом милиционеры облазили каждый уголок поточной аудитории, этого большого помещения, где столы располагались ступенями, как ряды в цирке. Они сняли грифельную доску, осторожно вынули застрявшую в штукатурке сплющеную пулю.
– Невероятно, – пробормотал эксперт.
Приехали еще несколько человек. Один из них, пожилой и седой, с непроницаемым лицом, тихо спросил:
– Ствол нашли? Нет? Почему?! Ищите!
Володя Курочкин бежал в общежитие со всех ног. Надо скорее избавиться от гильзы! Ведь «здоровская» авторучка так и валяется в верхнем ящике его тумбочки. Когда он, запыхавшись, влетел в комнату, понял, что опоздал. Два человека в черных костюмах сидели за столом.
– А вот и товарищ Курочкин, – сказал один из них, – я же говорил, что он прибежит.
– Я не виноват, – только и смог пролепетать Володя, – я ни в чем не виноват…
Второй человек поднял к свету целлофановый пакетик с авторучкой и весело сказал:
– Спорим, экспертиза покажет, что пулю вытащили из вот этой вот гильзы, а?
Он вдруг стал серьезным, даже злым.
– Где ствол, Курочкин? А? У тебя были все основания отомстить Морозову за прошлую сессию! Что скажешь? Правду, Курочкин! Правду!
Страх вызвал у Володи словесный понос. Он торопливо говорил, захлебываясь словами, боясь что-то пропустить, сбиваясь, повторяя одно и то же, забывая главное, возвращаясь назад.
– Отомстить? Какая месть? Я же сдал! У нас нет никакой мести. Мы говорим: три «З»: зубрил-сдал-забыл. Да, да, конечно, слово «сдал» пишется через «с», но какая разница, ведь мы произносим «здал», так красивей, да и понятней, так что… У нас есть такой вот принцип, и не только у нас, во всех институтах, уж поверьте,