Астральный медальон. Хроники затомиса. Александр Беляев
приусадебный участок, то здесь таковые отсутствовали.
Словно бы разыскивая неведомо что, мальчик двинулся по проселочной дороге, разделявшей дома на два одинаковых ряда, всматриваясь в каждый, и ощущал, что это все не то. Довольно долго он бродил среди этих серых изб, не подававших никаких признаков жизни, как вдруг где-то на окраине странной деревни увидел домик, практически ничем не отличавшийся от остальных. Тем не менее, у Андрея возникла ясная уверенность, что именно сюда ему необходимо зайти, что он тут же и сделал. Войдя в покосившуюся дверь, мальчик очутился в темных сенях, поднялся по ступеням, оказавшимся почему-то земляными, и вошел в достаточно просторную, плохо освещенную горницу. Все здесь носило печать нищеты и затхлости, мебель была старой и полу развалившейся, рядом со столом у окна стоял пожилой наголо обритый человек в выцветшей телогрейке, и без особого интереса вопросительно смотрел на мальчика. Вид его очень напоминал одного из обитателей жестяного гаража, с которыми Андрей столкнулся во время своего первого астрального путешествия, но только глаза его не были такими тусклыми, в них светился ум и тихая, давно ставшая привычной тоска. Посмотрев в глаза незнакомца, Андрей неожиданно понял цель своего визита. Он шагнул к человеку и протянул ему «Розу мира», непонятно каким образом оказавшуюся в руке. Без всякого приветствия, так, словно бы продолжая прерванный разговор, Андрей сказал:
– Я к вам по поручению… – «По какому поручению?» – мелькнуло в голове. – Я должен передать вам книгу, написанную человеком, с которым вы сидели, и он обещал, что когда-нибудь, если книга увидит свет, обязательно даст вам ее прочитать. Но обещание не исполнил. Его звали Даниил Андреев.
В глазах у человека засветилось удивление. Он словно бы что-то пытался припомнить.
– Андреев, Андреев… – произнес человек. – Что-то припоминаю: это такой высокий, худой, с орлиным носом… Поэт, – вдруг окончательно припомнил человек. – Да, да, вспоминаю! – Лицо его изобразило непривычную радость. – Странно, почему я до сего момента этого не помнил.… А ведь, правда, я сидел. И Данька Андреев… Он странные стихи писал и нас еще обучал искусству стихосложения. Я с ним ближе других зэков сошелся, и он почему-то мне поверил и сказал, хоть это и было рискованно, что какую-то грандиозную книгу пишет о том, как мир устроен, и даже мне какие-то отрывки читал. Я мало что понял, но впечатление осталось сильнейшее.
Человек словно бы смаковал свое воспоминание и саму принципиальную возможность вспомнить какой-то эпизод из своей прошлой жизни.
– Правда, что потом было с ним – не знаю. Кажется, его выпустили раньше меня. А я после тюряги в свою деревню вернулся и запил… Его больше никогда не встречал и о нем ничего не слышал…
Человек замолчал. Было видно, что он дошел до какой-то черты своих воспоминаний, за которую его сознанию никак не удавалось переступить.
– Вот,