Девочка и домовой. Хроники затомиса. Александр Беляев
перешла на шепот. – Она для нас это место и создала, вернее, для того, чтобы мы в этом месте с тобой увиделись. Она вообще очень многое может.
Мальчик еще раз внимательно осмотрелся, совершенно сбитый с толку необычностью аргумента. Действительно, насколько хватало глаз, вокруг не было признаков человеческого присутствия, и все носило печать нерукотворности и необъяснимой изначальности: вечное море, вечные песчаные дюны, вечная пена прибоя, вечное небо… нет, с небом что-то было не так, мальчик почему-то был уверен, что небо должно выглядеть несколько иначе, не отпускало ощущение, что оно чем-то ограничено, хотя что это за ограничение, было совершенно неясно.
– А я тоже – Единственный? – не нашел ничего лучшего спросить мальчик. «Твой единственный», – хотел он добавить, но промолчал.
– Нет, только я Единственная, потому что это твой сон, – отчетливо прозвенел голосок девочки. – Когда ты придешь в мой сон, тогда Единственным будешь ты.
«Ах, это сон!» – пронеслось в голове у мальчика: теперь многое вставало на свои места – и это странное многокилометровое безлюдье, и первозданность ландшафта, и забвение, за исключением отдельных воспоминаний. Как его зовут, откуда он пришел и как сюда попал, он так и не мог вспомнить. Он еще раз взглянул на небо: оно было безоблачным, светящимся, но без малейшего намека на солнце, или луну, хотя время дня стояло явно не предрассветное и тем более не вечернее. И все же что-то опять явно не сходилось, потому что окружающий мир и его восприятие были потрясающе реальными.
– Но послушай, – снова обратился мальчик к незнакомке. – Я хорошо помню, что раньше тоже видел сны: они были совсем другими – смутными, неправдоподобными, в них никогда не ощущалось такой ясности, да и поступал в них я совершенно по-иному, – он пытался найти нужные слова, – как будто был каким-то запрограммированным, без свободы воли, без возможности удивляться или рассуждать, я не мог в них пойти по желанию туда или сюда, рассматривать то или это, они состояли в основном из фантастически искаженных обрывков прежних воспоминаний и встреч, здесь же все совершенно незнакомо и удивительно.
– Это не обычный сон, – улыбнулась девочка. – Люди с непробужденной душой видят такие сны очень редко – иногда 1—2 раза за всю жизнь. Они необходимы для того, чтобы в сознании этих людей забрезжила память прежних жизней, прежних встреч, а иногда для того, чтобы человек вспомнил свою Единственную или Единственного. Потом, когда он станет взрослым, то сможет избежать многих ловушек и если разбудит свою древнюю память, то когда-нибудь – может, в другой жизни – встретит и узнает его или ее. Ты, например, почти никогда не узнавал меня или принимал за меня другую. Кстати, – задумчиво добавила она, – ловушек все равно никогда избежать не удается – скорее появляются силы для того, чтобы из них выбраться.
– Что значит «ловушки»? – не понял мальчик. – Это что – ямы замаскированные, капканы?
– Я