Реминискорум. Пиковая дама. Юрий Ракита
вместо натуры. И, глядя на него, напишет новый портрет – преображенный! Он использует против нее свой дар, свой трюк, свою способность проникать в суть людей при помощи тренированного художественного воображения. Привычным усилием воли он представляет, что нарисованная рама зеркала находится не за ведьмой, а перед ней, и потом мысленно поворачивает сцену, чтобы увидеть, чьим отражением она является… В тот же момент жар опаляет его лицо, а перед мысленным взором проносится вереница каких-то неясных образов: худая изможденная девочка лежит в постели и смотрится в старинное ручное зеркальце; нет, это мужчина лежит в постели, его лицо и тело покрыто страшными язвами, похоже, он умирает; странное светящееся дерево растет на площади безлюдного города; красивый старинный город лежит в руинах после землетрясения… Снова жар и корчащееся в огне лицо прекрасной молодой женщины. Удар и темнота.
Он открывает глаза. Оказывается, он упал со стула и лежит там же – перед пустым холстом на втором подрамнике. Он поднимается, отряхивается, смотрит на портрет, стоящий на кресле для позирования. Ему кажется, что ведьма на портрете улыбается. Ладно. Никто и не обещал, что будет легко. Он вновь сосредотачивается и мысленно повторяет свой зеркальный трюк, стараясь на этот раз зафиксировать только одно изображение – молодую женщину в огне. И это ему удается. Пока мысленный контакт с воображаемым зеркалом не пропал, он быстро, резкими мазками, в несвойственной себе манере, набрасывает на втором холсте ее лицо. Портрет получается… и в то же время не получается. Черты лица мерцают и размазываются, словно на лицо одной девушки одновременно накладываются черты другой. Но к этому он тоже готов. Это он уже видел раньше. Это означает, что вслед за первым приходит второе отражение, чуть слабее, чем предыдущее. Он умеет управлять этим процессом – так он искал подходящий прообраз для портретов своих клиентов. Только раньше он всего лишь листал последовательность воображаемых отражений лица заказчика, пока не найдет нужное, а теперь он хочет успеть запечатлеть каждое из отражений ведьмы – в том порядке, как они открываются ему. Он хватает новую заготовку и судорожно набрасывает вновь открывшиеся женские черты. Едва успевает схватить, запечатлеть самое основное, как новое отражение приходит ему на смену. Оно еще чуть слабее, и от него требуется еще чуть больше напряжения, чтобы его удержать. Но он не обращает на это внимания. Главное – успеть. И он пишет, пишет. Не разбирая, использует все, на чем можно писать, все, что подворачивается под руку. Когда заканчиваются подрамники с пустыми холстами, он, не замечая того, пишет поверх уже готовых портретов, стоявших в углу студии в ожидании отправки. Лихорадка открытия истины о чем-то сокровенном и крайне важном просто сжигает его. Он уже давно не может стоять на ногах. Он и сидит-то с трудом. Глаза его слезятся, руки дрожат. Все тело горит, как в огне. Он мысленно тянется к ней из последних сил, но за очередным – он давно сбился со счету – уже совсем призрачным отражением ему больше