Реминискорум. Пиковая дама. Юрий Ракита
всегда, сколько он себя помнил, а всерьез проявилась, пожалуй, в экспедиции по Русскому Северу, куда он поехал после второго курса за компанию с друзьями-этнографами. Он и до этого часто улавливал в лицах людей некий отблеск, словно отражение иного, более возвышенного и чистого образа (а иногда, напротив, чего-то низменного и животного, даже пугающего). Студент художественного училища Соколов считал это работой своего яркого художественного подсознания и использовал в основном для написания точных, слегка обидных и всегда жутко смешных шаржей, которые пользовались большим успехом у его друзей. И вот в заброшенной русской деревне, сидя на перевернутом ведре и на коленке набрасывая черты сидящей напротив местной морщинистой старухи с удивительно спокойными и понимающими глазами, он вдруг понял, как это работает и как можно этим управлять. Голова позирующей старухи на фоне окна выглядела будто на картине в раме или, скорее, даже как отражение в зеркале. И если теперь представить, что рама зеркала находится перед лицом портретируемого, то можно увидеть – мысленно, конечно, мысленно, – отражением чего является это лицо. В данном случае перед воображаемым зеркалом он увидел бюст гордой римской патрицианки II века, хорошо знакомый ему из курса истории искусств. Черты римлянки, подсказанные памятью, соединились с чертами заурядной деревенской старухи – и случилось маленькое чудо. На беглом карандашном портрете старуха вышла очень похожей на себя, но при этом казалась намного более живой, сильной, значительной, помолодевшей и одновременно более спокойной и мудрой. Словно древняя и прекрасная языческая богиня на секунду вошла в это дряхлое тело, преобразила его и взглянула из слезящихся глаз своим вечно молодым взглядом. Это была несомненная удача, лучшее из того, что он нарисовал за год. И при этом, самое главное, он точно помнил, как это сделал. В следующей деревне он попробовал повторить тот же прием мысленной зеркальной визуализации, используя в качестве натуры местного алкоголика Петюню, личность по-своему весьма примечательную, хотя облика и малохудожественного. В мысленном зеркале отразился греческий воин III века до н. э. работы неизвестного эллинистического скульптора, копия XIX века из коллекции копий Музея имени Пушкина (на память Антон никогда не жаловался). Преображенный Петюня, взглянув на собственный портрет, нарисованный заезжим студентом, долго молчал, потом заплакал и пообещал завязать. Навсегда. Всухую. Просил отдать портрет ему, чтобы он мог на него смотреть, если станет невмоготу. Антон портрет не отдал. Он понял, что пошла серия, а с серией шутить нельзя. Из той поездки он вернулся с тридцатью карандашными портретами заурядных деревенских баб, алкоголиков, стариков и старух, при взгляде на которых зрителю хотелось снять перед ними шляпу и встать по стойке смирно. Мастер курса, заслуженный художник РФ Пал Сергеич Колыванов до сих пор Антона никак не выделял, даже, напротив, намекал, что с искусством ему, видимо, не по пути, а хорошему маляру всегда будут рады на стройках