Песня Вуалей. Дарья Кузнецова
живы, и даже, кажется, имеются братья или сестры, но в разговоре с Харом это абсолютное табу. Разве что Пир как наставник знает больше.
Удостоверившись, что я окончательно пришла в себя, друг откланялся. А я осталась один на один с недоделанной важной работой и мрачными мыслями. И переключиться со второго на первое все никак не получалось.
Вывод из принесенных Хаарамом известий можно было сделать только один: что-то готовилось, и в этом «чем-то» мне предстояло принять непосредственное участие. Что-то грандиозное, страшное, важное. Смерть, обещанная пророчицей? Я слишком мелкая фигура, чтобы быть целью такой грандиозной интриги. Я могу быть только средством или способом, разменной монетой. Моей иллюзией хотят прикрыть чью-то реальную смерть или повесить преступление на меня? Это возможно, но опять же – почему именно я? Случайно попалась под руку? Подошла как сильный Иллюзионист, не входящий в Дом Иллюзий, и потому беззащитный?
Еще эта статья… Без нее все было гораздо проще, а с ней – запутывалось окончательно. Зачем она Тай-ай-Арселю? И он ли заказчик статьи, или некто, противодействующий ему. Та самая «вторая сила» из пророчества. Самого ли дора Керца мне стоит опасаться или этого загадочного некто? Задать ли ему вопрос о статье или от этого станет еще хуже?
Дайрон решил убить зарвавшуюся любовницу и свалить это на меня? Бред. Убить меня и свалить на любовницу? Бред еще больший. С другой стороны, смерть его якобы возлюбленной (то есть меня) можно повесить на кого-то из врагов. Но тогда опять вопрос: зачем нужна заказанная иллюзия и при чем тут я?
Через некоторое время мне все-таки удалось изгнать панические мысли и сосредоточиться на работе. Я Иллюзионист, лицедейка, творец, логика никогда не была моей сильной стороной, не стоило и пытаться. Не мне тягаться с великими интриганами мира сего, я могу только уповать на милость Инины.
Неожиданно дело пошло еще бодрее, чем вчера. Видимо, предположения о реальном убийстве на балу добавили жизни кровавой Безумной Пляске. Так что спать я ложилась снова под утро с тяжелым сердцем, больной головой и комом в горле, полностью сосредоточенная на предстоящих снах, а точнее, их отсутствии.
За работой оставшееся до праздника время пробежало очень быстро. Правда, к полудню зимнего солнцеворота я уже не вполне понимала, на котором свете нахожусь, а о неприятностях, в которые ввязалась, не вспоминала вовсе. Солнечный свет на улице казался ненастоящим, шум города звучал в ушах гулко, сквозь непонятную пелену. Я чувствовала себя чуждой этому миру, сторонним наблюдателем не очень правдивого спектакля.
Одевалась и собиралась механически, даже не глядя в зеркало. Так что стоило еще раз сказать «спасибо» дору Керцу за его предусмотрительность: если бы наряд не был готов заранее, кто знает, что бы я нацепила?
Я все никак не могла отделаться от симпатии к этому человеку. Разум знал, что он опасен, что от него надо держаться подальше, но все остальные части личности были покорены обаятельным и предусмотрительным дором.