Разве бывают такие груши? Рассказы. Ирина Борисова
я тратила, сколько могла, на ее еду, врачей и витамины, будто откупаясь, носила ей сумки и старалась поскорей свалить, но, проведя с ней неделю летом во время болезни, поняла, как она на самом деле здесь одна живет, когда все чудится и мерещится, и лезут отовсюду всякие твари и все вокруг будто замышляют злодейство, и никого нет, чтобы отвлечь и разубедить, только телефон.
И забрали, поломался, нарушился быт, сначала, постоянно чувствуя на себе ее скорбный взгляд и слушая о всеобщих кознях, я не выдерживала, будто мне перекрыли воздух, выволакивала с грохотом из дома велосипед и каталась в парке. Гриша был с ней на удивление мягок и доброжелателен, но только по-первости, пока у самого не начались проблемы с новым прибором, пока не начал нервничать и не смог уже выносить пространные рассуждения, как было бы хорошо, если бы в доме готовилась разнообразная пища. Алеша же ведет себя просто по-хамски, восклицая: «Отвали, достала!»
И, схватившись за голову, я стала думать, неужели, и правда, разговоры о добре и милосердии – в пользу бедных, принципы, которым я, кажется, раньше следовала – лицемерные и ложные, а на самом деле – кто кого, или она перестанет говорить, что хочется, потеряв при этом свою индивидуальность, или мы в качестве самообороны объединимся в «Красную бригаду» против бабушки, собственной матери, чтоб не навязывала своей тощищи. И чтобы поддержать в доме какой-то баланс, я должна быть ангелом, идеальным человеком, потому что каждый раз, глядя, как старенький снусмумрик сидит, поверженный, на своей коечке, обхватив седую голову руками, воплощая мировую скорбь после того, как его заткнут в три глотки творческие люди, точь-в-точь Ван-Гоговский «Горюющий старик», сил нет никаких на это смотреть, и в то же время нет сил испытывать постоянные стрессы от приводящего в ступор вопроса: «Зачем?», относящегося ко всему мало-мальски неутилитарному, выходящему за пределы простого существования, будто стреножили, посадили на цепь, и никуда ведь теперь не уйти – не уехать, смотрит на тебя, воплощенный укор, так и тянет за собой в черную яму, и надо найти силы, чтобы и самой туда не свалиться и ее оттуда извлечь, обратив по возможности в свою веру.
Решила сначала воспользоваться чужой мудростью, стала изучать буддизм, благо клиент из Шри-Ланки подсунул книжку, вынесла известные мысли о победе любви над злом, о нравственной дисциплине и еще одну малопривлекательную мысль об отсутствии себя, в которую если уверуешь, то будет Нирвана. Взяла Эриха Фромма «Искусство любить», согласилась, что люди испытывают потребность в любви, в основном, не из-за Фрейда, а чтобы преодолеть отъединенность и слиться с себе подобными, и что в качестве инструмента нужны смирение, мужество и тому подобные правильные вещи, говорить о которых легко, а поди, претвори на деле.
И, отложив книжки, придумала, в конце концов, собственную теорию о том, что она, я, все люди – ничего себе, неплохие, но всех обуревают злые