Господь, мы поднимаемся. Николай Гаврилов
к площади узкую улочку. Здесь их внимание привлекла толпа крестьян, плотно окруживших какого-то мальчишку.
Очевидно, мальчишка только что закончил говорить, его глаза блестели, на щеках проступил румянец. В руке он сжимал пергаментный свиток. В толпе выделялась женщина, одетая в чёрное вдовье платье, держащая за руку своего малолетнего сына. Женщина с каким-то ужасом смотрела на стоящего в центре мальчишку. При приближении двух знатных мужчин толпа расступилась.
– Что здесь происходит? – спросил сразу у всех представитель магистрата.
– Да вот – проповедует, – ответил один крестьянин с рябым от оспы лицом. – Говорит, благословение у него. Ангела видел.
– О чём же ты проповедуешь, мальчик? – улыбнулся представитель магистрата.
Мальчишка молчал.
– Говорит, что призван собрать новый крестовый поход, – ответил за него рябой крестьянин. – Только вместо взрослых освободить Гроб Господень должны дети. Невесть что. Письмо у него какое-то к королю Франции.
– Дай-ка письмо, – недослушав крестьянина, подойдя к мальчишке вплотную, потребовал представитель магистрата.
Приор тоже подошел поближе. Толпа слушала.
– Подписано – королю Франции, – насмешливо произнёс представитель магистрата, быстро осмотрев грязный, захватанный пальцами свиток. – Без титулов, без имени, без соответствующего обращения. Просто – королю Франции. На сургуче никаких знаков. Какой-нибудь обученный грамоте сумасшедший ходит по деревням и раздаёт детям свои послания. Бред какой-то. Поход детей. Как вам это, ваша светлость?
Приор промолчал, задумчиво глядя на мальчишку.
– Говорит, зайдите в храм, посмотрите на мощи святого Дионисия, – вновь принялся рассказывать словоохотливый крестьянин. – Они все в золоте и драгоценных камнях. Посмотрите на нити из его одежды. Они тоже в золотом ларце. А такова ли судьба гробницы самого Господа? Пойдите за море и посмотрите. Вы, говорит, все лжецы. Идёте в крестовый поход, чтобы грабить, и верите так, как вам удобно. Мол, поэтому Господь и избрал детей. А если, говорит, меня никто из детей не услышит, пойду освобождать святыню один. Вот такие его слова, господин.
Мальчишка оставался внешне спокойным, словно речь шла не о нём. За время ухода из Клуа он похудел ещё больше, на лице, кроме веснушек, выделялись одни глаза, наполненные лихорадочным блеском. Пока всё шло не так, как ему предсказывал ангел. Он шёл в Сен-Дени долгих шесть дней, проповедуя на каждом постоялом дворе, но, казалось, его никто не слышит. Многие при словах о детском воинстве крутили пальцем у виска. Но мальчик не понимал, что идёт позади своей известности. Над ним смеялись, называли безумцем, но о нём говорили, рассказывали другим.
Ещё одна загадка для будущих исследователей. Ангел приказал мальчишке обращаться только к детям, а он начал свои выступления среди взрослых. В свои одиннадцать лет он как-то сумел понять, что завоевать авторитет пророка у детей будет