В ритме танца любви. Olga Mercurio
заметная небрежность или отполированная до блеска безупречность – все эти качества отличали парижан от гостей города. Клэр сама была такой гостьей, но сейчас она чувствовала себя частью этого мира – и это грело ей душу. Хотя дело было не только в Париже… Был ещё неотрывный взгляд волшебно красивых карих глаз, меняющих свой цвет в зависимости от освещения с прозрачного коньяка на блеск кофейного ликёра… Был чарующий голос – низкий, мужественный, с чувственными нотками… Девушка знала, что идеальных людей не бывает, и для неё самой было бы лучше отыскать с десяток недостатков в Рауле. Однако пока что Клэр видела только один – Эмбриагез был слишком хорош.
В этот раз Клэр и Рауль спустились в метро. «Станция Pigalle», – объявил механический голос. У девушки от изумления расширились глаза:
– Пигаль? Район красных фонарей? Боюсь представить, о какой услуге Вы хотите меня попросить.
Мужчина поперхнулся:
– Ох, простите, Клэр, я не подумал о том, насколько двусмысленно это может выглядеть. Можете быть спокойны, нам не в публичный дом и даже не в «Мулен Руж». Впрочем, если хотите…
– Нет-нет, – рассмеялась девушка. – Устройство парижского борделя никогда меня не интересовало. И кабаре кан-кан – заведение на любителя, я к ним не отношусь.
– Тогда мы не станем туда заглядывать. На Монмартре полно достопримечательностей. А забавно всё же получилось, – на красивом лице Рауля заиграла улыбка. – Надо же… Пигаль…
Над площадью Тертр сгущались сумерки. Было на удивление тихо, почти безлюдно, наверное, Рауль специально выбрал это время. Однако вскоре в безмолвную прохладу вечера стали проникать гармоничные звуки, сплетающиеся с пространством так естественно, что вскоре начинали казаться неотъемлемой его частью или даже стержнем, вокруг которого возводились дома, сердцевиной, от которой сетью вен и нервных окончаний разбегались улицы. По мере приближения к небольшому участку, затерявшемуся среди домов, виртуозная мелодия становилась чётче, аккорды выстраивались по звонкой струночке, прекращая рассеиваться в ненавязчивом гуле невнятных голосов, укрытых стенами зданий. Клэр замедлила шаг, разглядев небольшой оркестр и в потрясении замерла, когда внезапная волна трезвучий взвилась встревоженной стайкой невесомых птиц, страшась пропустить хоть один звук, хоть одну, пусть даже самую тихую, ноту. Эмбриагез терпеливо ждал, пока она придёт в себя, наблюдая за её реакцией.
– Хотите, я познакомлю Вас с создателем этого чуда? – негромко спросил он, и, получив утвердительный ответ, окликнул дирижёра: – Гвидо!
Высокий, статный мужчина с густой копной тёмно-седых волос и в чёрном фраке обернулся и, явно обрадовавшись, двинулся им навстречу.
– Рауль! Вот это сюрприз! Здравствуй, – мужчины обменялись крепким рукопожатием. – Добрый вечер, прекрасная юная леди, – обратился к девушке Гвидо, сверкая белозубой улыбкой на смуглом лице.