Русские сестры. Ирина Цветкова
учёбу и вернулся. Аннушка помнила его задорным гимназистом, а вот каким он стал – этого она даже представить не могла. Впрочем, дворовой девушке не положено думать и представлять барина – её дело выполнять то, что прикажут.
У конюшни суетились Кузьма и Гаврила. Они были приставлены к лошадям: чистить, кормить, поить. Опять же – содержать в порядке конную упряжь. То один, то другой бросали взгляды в сторону Аннушки. Обоим она нравилась, но она не обращала внимания ни на одного из них. Каждый хотел вызвать её интерес к себе, однако девушка упорно не желала замечать ни того, ни другого.
– Эй! – окликнул её Гаврила. Видя, что она не отзывается, он позвал её: – Слышь, Анька! Поди-ка сюда!
Аннушка отвлеклась от своего занятия, устало разогнула спину и ответила ему:
– Ты так зови к себе своих лошадей. А я тебе не лошадь.
Кузьма засмеялся. Гаврила понял, что оконфузился перед ним. К тому же, их разговор привлёк внимание других дворовых. Все откровенно смеялись над ним. Ему надо было спасать свою репутацию.
– А если я на тебе жениться хочу? Вот зашлю сватов к твоему отцу, он и отдаст тебя.
– Тебе точно не отдаст, – засмеялась Аннушка. Она знала, что её отец недолюбливал Гаврилу, как впрочем, и многие окружающие – его никто не воспринимал всерьёз.
Кузьма уже заходился от смеха. Гаврила продолжал наступление.
– Тогда я сам тебя возьму, – сказал он. – Я тебя уломаю сбежать со мной, придётся твоему отцу давать согласие.
– Да кто ж с тобой пойдёт? – смеялась Аннушка. – Я вовсе не собираюсь с тобой бежать.
Гаврила уже не шутил. Он злился от того, что девушка при всех отвергла его. Его унизили – и кто? Дворовая девка, крепостная, такая же, как и он, ничем от него не отличающаяся. Чем она лучше него? Да ничем. Какое она имеет право так разговаривать с ним? Она что, барыня или хозяйка этого поместья? Нет, она просто девка, которая должна подчиняться мужчине и не перечить ему. А она посмела ему прекословить. Это не давало ему успокоиться. Гаврила со злостью развернулся и пошёл в конюшню, по пути толкнув плечом Кузьму.
Аннушка, закончив уборку на улице, пошла в дом. Надо было ещё начистить самовар, наносить дров для печи и растопить её. Для крепостной девушки работы всегда хватает, успеть бы переделать всё, что положено. Пока не было хозяев, здесь распоряжался управляющий, он был постоянно начеку, следил, чтобы крепостные не сидели без работы. Он был лютым и требовал от людей даже больше, чем хозяева. Ходил с кнутом и запросто мог за любую мелочь перетянуть им крепостного вдоль спины. Его боялись и потому старались, если возможно, не попадаться ему на глаза, а если уж это не получалось, то хотя бы не давать повода для порки. Аннушка была очень старательной, поэтому ей ещё не пришлось отведать кнута управляющего.
Вот и сейчас она усердно начистила самовар, наносила дров, затопила печь, чтобы кухонные работники сварили праздничный обед для встречи молодого барина.
Барин приехал в два часа пополудни. Он, выйдя из экипажа, быстрым шагом зашёл в дом. Следом вышел его отец, хозяин поместья Василий Никанорович. Он, не торопясь, рассмотрел всё вокруг – чисто ли во дворе, ухожены ли цветы на клумбе, нет ли беспорядка. Удовлетворённый увиденным, он тоже вошёл в дом.
После обеда молодой барин Николай Васильевич решил пройтись по окрестностям. Он ходил по тропинкам родного поместья. Когда-то здесь он бегал, играя в индейцев, позже – бродил, страдая от неразделённой любви к московской гимназистке. Здесь они гуляли с юной Варенькой Коротковой, дочерью соседского помещика, он рассказывал ей о прочитанных книгах, а она ему – о своей мечте выйти замуж по любви и иметь много детей. Интересно, как у неё сложилась судьба? Надо бы узнать.
Воспоминания детства и юности приятной негой растеклись по телу. Как, оказывается, чертовски здорово оказаться в этих местах, где всё знакомо с детских лет, где прошли лучшие минуты жизни – даже если они когда-то таковыми не казались! Теперь же эти воспоминания сдаются необыкновенно светлыми и радостными.
Возвращался домой после променада Николай Васильевич в растроганных чувствах. Едва ли не до слёз проняли его воспоминания. Прожив несколько лет в Европах, он, казалось, совсем забыл родные пенаты, отвык. Ан нет, вот поди ж ты – вернулся, вдохнул родного воздуху – и не нужно уже никаких Европ и Америк. Только здесь, в Лотошино, его дом и только тут обретает покой его сердце.
По пути молодому барину то и дело встречались крепостные его люди. Все они были заняты каким-нибудь делом. Он пытался вспомнить хоть кого-нибудь из них. Не потому, что они были ему интересны, а токмо проверки памяти ради. Если взрослых и можно было вспомнить, то молодёжь – парней и девок, молодую поросль, узнать было сложно, ведь они были детьми, когда он бывал тут последний раз.
Николай Васильевич остановил девушку в васильковом сарафане, которая норовила прошмыгнуть мимо него. Ему показалось, что черты лица ему знакомы. Барин мучительно вглядывался в её лицо, пытаясь припомнить её имя.
– Ну-ка, скинь платок, – распорядился он. Та послушно развязала узел и сняла с головы платок. Молодой