Мой брат – Че. Хуан Мартин Гевара
другие эмигранты, потом в Гуаякиле и, наконец, в Мехико. Пилот успокоил моего отца, и мы поднялись в воздух в самой праздничной атмосфере.
В Гуаякиле самолет начал описывать большие круги вместо того, чтобы идти прямо на посадку. Это длилось около часа. Шасси отказывались выдвигаться. Из-за этого возникла сильная напряженность. Но потом все закончилось благополучно, они разблокировались, и мы наконец-то коснулись земли. Не хватало еще нам всем разбиться, так и не увидевшись с Эрнесто!
Путешествие оказалось очень продолжительным. В каждом аэропорту нас штурмовали репортеры, желавшие взять интервью у родителей Че. А мы-то думали, что наше присутствие в самолете изгнанников останется в тайне! Мой отец любезно уступал их требованиям: его бродяга-сын, без сомнения, стал международным героем!
В небе над Гаваной мы испугались во второй раз, что разобьемся из-за шасси, с которыми, несмотря на ремонт, произведенный в Гуаякиле, повторилась та же история. Но мы все же мягко приземлились на взлетно-посадочной полосе аэропорта Хосе Марти в Гаване. Все были измотаны, но мысль о том, что мы увидим Эрнесто, наполняла нас радостью.
При выходе из самолета мой отец встал на колени и поцеловал кубинскую землю.
Бородатые и вооруженные партизаны уже ждали, готовые сопровождать нас к Эрнесто. По соображениям безопасности он остался внутри терминала. В то утро Камило предложил ему поехать в аэропорт, «где его ожидает сюрприз». И у него даже не было времени, чтобы рассердиться и объяснить, что он решительно отказывается от каких-либо преференций для себя самого и для своей семьи. Но, в конце концов, Фидель же еще не прибыл в Гавану. Победа была одержана только что. И ему ничего не оставалось, как радоваться и наконец-то пообщаться со своей семьей.
Увидев Эрнесто, моя мать бросилась к нему, запутавшись ногами в паутине телевизионных кабелей, валявшихся на земле. Потом последовало бесконечно длинное объятие, это был момент необычайной силы и яркости. Моя мать рыдала в объятиях Эрнесто, а тот нежно поглаживал ее. Мы с отцом и Селией наблюдали за этим, глубоко тронутые. Шесть лет моя мать мечтала об этом. Как же много раз она думала, что ее сына уже нет в живых!
Что же касается моего отца, то у него все обстояло иначе. Он тоже обожал своего старшего сына, но в их отношениях имелись определенные проблемы. В семье мы все были ненормальными, но с точки зрения безумия мой отец явно держал пальму первенства. Скажем так, его постоянные чудачества раздражали наших родственников. Кроме того, он позднее свыкся с идеями Эрнесто, а тогда, в январе 1959 года, он не разделял ни его политических убеждений, ни его неизменной уверенности в своей правоте. Относительно Эрнесто у него имелись совсем другие планы. Он собирался использовать эту поездку в Гавану, чтобы навязать ему свои взгляды и убедить его вернуться в Буэнос-Айрес, чтобы продолжить карьеру врача-аллерголога. Скоро мы увидим, что планы Эрнесто заключались совсем в ином. А мой отец, похоже, не понимал, что для его сына