А. С. Пушкин – земной и божественный. Владимир Леонов
то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи». Брат Пушкина Лев дополняет: «…он становился блестяще красноречив, когда дело шло о чем – нибудь близким его душе, тогда он являлся поэтом…»
Великий мирянин России, ее поэтический пророк, вечно присутствующий в нашей жизни; живой, как ртуть, кудрявый ясноглазый человек, одетая в гранит задумчивая фигура которого возвышается на собственном духовном пьедестале: «но клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков такой, какой Бог ее дал». Нет России без ее великих патриотов. Нет России без ее великих властителей дум. То и другое вместе – Пушкин.
«…Только прикоснусь к его строке —
И потонут все ночные тени
В этой вечно утренней реке…
И свечой горя в тумане тусклом,
Пробиваясь ландышем в пыли,
Каждой жилкой биться вместе с пульсом,
Русским пульсом Матери – Земли».
Царскосельский лицей
В Царскосельский лицей Пушкин поступил в полные двенадцать лет. Настоял на лицее дядя поэта Василий Львович: использовал личные связи и сам увез племянника в Петербург.
Лицей был элитарным учебным заведением, корпоративным (всего 30 студентов), в нем император Александр намеревался воспитывать вместе со всеми своих младших братьев Николая (будущего императора) и Михаила. Однако обучение братьев не состоялось (воспротивилась мать Мария Федоровна) – и по иронии Судьбы будущий Поэт и будущий Царь не стали однокашниками.
Товарищи по лицею за страсть Пушкина к французскому языку прозвали его в насмешку «Французом», а по физиономии и некоторым привычкам смесью «обезьяны с тигром». Так, внучка Кутузова в дневнике своем после знакомства с Пушкиным записывает: «Невозможно быть более некрасивым – это смесь наружности обезьяны и тигра». Два штампа: обезьяна – щеголь, тигр – тиран (типовая характеристика французов по Вольтеру). Одна из предполагаемых невест Пушкина после знакомств с ним запишет: «Бог, даровав ему гений единственный, не наградил его привлекательной наружностью». Вот еще свидетельство брата Льва: «Пушкин был собою дурен, но лицо его было выразительно и одушевленно». И сам Пушкин в своем раннем лицейском стихотворении на французском «Mon portrait» признает, что внешне он был некрасив:
«Сущий бес в проказах,
Сущая обезьяна лицом».
Вот она, субьективная оценка своего «уродства», но Пушкин в молодости мало придавал значения своей неприхотливой внешности, вполне подготовленный природой и чтением к уму блистательному и страстям безмерным. Уже позже, в зрелом возрасте, он вынужден признаться, и в этом признании уже нет жеманства и кокетства юности, а звучит упрек «горькой» доле природной:
«А я, повеса вечно праздный,
Потомок негров безобразный,
Взращенный в дикой простоте,
Любви не ведая страданий,
Я