Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.). Илья Ратьковский
большая группа коммунистов и сочувствующих Советской власти. В память о жертвах белогвардейского террора в поселке Берды на братской могиле воздвигнут обелиск. На обелиске была помещена следующая надпись: «Здесь захоронены жертвы белогвардейского террора, расстрелянные третьего июля 1918 года. Полубояров Ф. С., Блинов А. Е., Ситников И. Д., Иванов Н. И., Сухоруков, Вясков (отец), Вясков (сын), Ларионов Е. С., Сапфуй, Чаге Г. 3.».
Спустя неделю, 11 июля, на рабочие районы Оренбурга атаманом А. И. Дутовым будет наложена контрибуция в 200000 рублей[457].
Через месяц приказ Каргина расширил приказ № 2 приказом № 21 (от 4 августа) за подписью войскового атамана А. И. Дутова. В новом приказе говорилось, что в дополнение к приказу № 2 к смертной казни и лишению всего имущества приговариваются за бунт и подстрекательство к нему, а равно за всякое сопротивление власти, за истребление складов, за приведение в негодность средств телеграфной и телефонной связи, за участие в скоплении народа, противодействие вооруженной силе, за уклонение от воинской службы или временное уклонение от нее[458]. Согласно следующему приказу атамана А. И. Дутова, за № 22, расстреливались на месте преступления все мешочники, с последующей информацией о таких случаях атаману. Следует отметить, что впоследствии приказы № 2 и № 21 в середине августа 1918 г. (после почти полуторамесячного выполнения) будут отменены КОМУЧем[459].
Количество арестованных и расстрелянных людей атаманом Дутовым и его подчиненными в Оренбурге в этот и последующий период до сих пор являются предметом дискуссий. Связано это с тем, что полной судебной документации за весь семимесячный период пребывания дутовской администрации не сохранилось. Особенно важные месяцы для выявления карательной практики после занятия города (июль-август) и в последние месяцы пребывания в ней отсутствуют. Известно только, что сам Дутов отмечал, что в июле 1918 г. он только за отказ выступить против большевиков расстрелял 200 казаков и за неисполнение приказа одного офицера. Позднее, по поводу этого случая, атаман А. И. Дутов заявлял в интервью омской газете: «Мне дорога Россия, и патриоты, какой бы партии они ни принадлежали, меня поймут, равно как и я их. Но должен сказать прямо: я сторонник порядка, дисциплины, твердой власти, а в такое время, как теперь, когда на карту ставится существование целого огромного государства, я не остановлюсь и пред расстрелами. Эти расстрелы не месть, а лишь крайнее средство воздействия, и тут для меня все равны, большевики и не большевики, солдаты и офицеры, свои и чужие. Недавно по моему приказу было расстреляно двести наших казаков за отказ выступить активно против большевиков. Расстрелял я и одного из своих офицеров за неисполнение приказа. Это очень тяжело, но в создавшихся условиях неизбежно»[460].
Перенос расстрельной практики «первых дней» на все дутовское правление, безусловно, неправомерен. Однако и обратные попытки переноса практики репрессий наиболее стабильного периода на весь период правления Дутова представляются
Гражданская война в Оренбуржье. С. 153–154.