Хамам «Балкания». Владислав Баяц
Лазаревичем[11].
Между тем, с тех пор как Баица стал Мехмедом Соколлу, его мнение о Белграде изменилось. Через пять лет после захвата города султаном Сулейманом Белград стал в первую очередь османской, а тем самым и важнейшей отправной точкой для походов в Центральную Европу с целью осуществления давней мечты султана – завоевания после Венгрии Австрийской империи. Теперь Баица рассматривал этот город как подданный империи, усвоивший ее стратегию и планы, осознавший военную мощь, и в то же самое время он ощутил совершенно новую эмоцию, которая весьма удивила его, потому что она внезапно возникла по отношению к городу, который он никогда не видел. Это могло случиться единственно по той причине, что в нем все еще жили остатки двойственности, в которой он воспитывался. А когда он увидел город, то понял, что должен был влюбиться в него именно так – без остатка и навсегда. Глядя на ворота, башни, стены и строения внутри этого Фичир баира[12], как и на дома в европейском стиле рядом с Калемегданом[13], на мощеные улицы и переулки со старыми православными церквями и строящимися мечетями, он понял, почему влюбился. Белград был похож на него: он был словно метис с отчетливыми признаками внедрения новой жизни в текущую историю, весьма отличную от предыдущей. В нем он видел и сербов и турок. Оба народа сосуществовали рядом, но он не мог видеть, спокойно они переносили соседство или просто терпели друг друга. Будущая судьба этого города была похожа на его собственную: сербы никогда не отрекутся от него, а турки будут считать его своим!
Если взглянуть на это шире, то эту его мысль подтверждали некоторые данные из общего сербско-турецкого прошлого. Первое турецкое нападение и первая успешная оборона Белграда произошли в 1440 году. Только пятнадцать лет спустя, через три года после захвата Константинополя и его превращения в Истанбул, султан Мехмед II в 1456 году начал новый великий поход на Белград. Такая поспешность свидетельствовала о том, какое значение придавала Белграду политика Османской империи. В битвах на белградских реках и их берегах защитники выказали невероятную отвагу, особенно сербские лодочники. Им удалось уберечь город. С этих дней Белград стал символом защиты ценностей Европы, он получил название Крепостной стены христианства[14]. Но в 1521 году Белград не устоял перед Сулейманом I Законодателем. Тот дал Белому городу[15] исламское имя Дар ул-Джихад[16], а чтобы досадить врагам, добавил к своему имени эпитет Великолепный.
Для турецкой империи этот город стал прекрасным трамплином для следующего продвижения к желанной цели – к Вене, а для сил Европы, объединившихся в союз против османов, – желательной границей, на которой им не приходилось жертвовать собою. Сербы занимали идеальное положение в интересах обеих сторон – и исламской и христианской: сплав, попавший для придания нужной формы между молотом и наковальней.
Это
Имеется в виду город Смедерево (
По-турецки – Холм для размышлений. Так турки называли возвышение, на котором строили крепость.
По-турецки – городское поле, от
Antemurale Christianitatis (
Славянское племя сербов, как свидетельствовал византийский император и историк Константин Банрянородный, заселило византийский Сингидон в начале VII века. Имя Белый город, Белград, сербы дали городу из-за белизны известковой скалы, на которой располагалась крепость, выстроенная из камня того же геологического происхождения и цвета.
Дом священной войны (