Кляча в белых тапочках. Елена Логунова
покривившиеся, с облупившейся краской, но вполне узнаваемые.
– Это семейство юбилярши в усеченном составе, с дочками и внучками, – объяснил Генка. – Вот, гляди! В платочке и розовой кофте с рюшечками – сама Капитолина Митрофановна. Ей тут лет семьдесят с гаком, уже неоднократно вдова, поэтому без мужика рядом. Справа от нее, в красных бусах, ее родная дочка, не знаю только, старшая или младшая, их у Капитолины вообще-то две. Слева вторая дочка, а перед ними внуки сидят.
– Три славных пацана, – кивнула я.
– Ошибочка вышла, – поправил меня Генка. – Два пацана и одна девчонка.
– Да какая разница, – отмахнулась я.
– Огромная! – Генка всплеснул руками и едва не смел с заваленного деревенскими харчами стола глиняную миску со сметаной.
Своевременно поймавший плошку Вадик посмотрел на Конопкина с укоризной.
– Большая разница! – продолжил тот. – Думаешь, откуда у меня снимок? Мне его эта самая внучка дала!
– Вот эта? – Я ткнула пальцем в толстощекого рыжекудрого малыша в ситцевых трусах и с грязными коленками, к одной из которых прилип ярко-желтый березовый лист.
– Ага, – кивнул Генка. – Только она с тех пор немного подросла и уже не гуляет по улицам топлесс. К моему великому сожалению, а то было бы на что посмотреть!
– Что, хороша внучка? – плотоядно облизнувшись, встрял в разговор Вадик.
Я пнула его ногой, чтобы не мешал, и спросила Генку:
– А когда они снимались?
– Ну, не знаю… Давно!
– А поточнее?
Я перевернула фотографию, чтобы поглядеть, не написана ли на обороте дата. Мои бабушка и дедушка, тоже станичники, всегда аккуратно подписывали фотографии, чтобы точно знать, когда был сделан снимок. Это мы теперь так привыкли к чудесам фото и видео, что относимся к фамильным снимкам без должного пиетета. А зря, все-таки история…
– Тысяча девятьсот семьдесят седьмой год, двенадцатое сентября, – хором прочитали мы с Генкой.
– Так это тоже был ее день рождения! – обрадовалась я. – Отличный материал, архивное фото! Колись, Генка, откуда у тебя эта семейная реликвия?
– Ты вон ту желтенькую дыньку будешь кушать? Нет? Тогда подвинь ее ко мне, – хитрюга Конопкин притворился, будто не слышит, о чем я его спрашиваю.
– А я вчера гонорар за очерк в столичном журнале получила, – повысив голос, как бы между прочим сообщила я информацию, не имеющую видимого отношения к обсуждаемой теме.
Однако Генка прекрасно понял, куда я клоню.
– Значит, ты сможешь одолжить мне сотню баксов? – обрадовался он.
– Еще одну сотню баксов, – заметила я, деликатно напоминая приятелю о том, что он до сих пор не вернул мне последний заем.
Генка все время «стреляет» у коллег и друзей-приятелей деньги. Причем обязательно сотнями– неважно, сотнями чего именно, рублей, баксов, да хоть тугриков! Подозреваю, что у Конопкина так