Там, где тебя еще нет… Психотерапия как освобождение от иллюзий. Ирина Млодик
что хватало каждому.
Та неделя потом вспоминалась Анне точно яркие картинки в детской игрушке – калейдоскопе. Чуть повернешь волшебную трубочку, и меняется узор. Люди. Много людей. «Это моя подруга Анна, а это…» Не запомнилось ни одного имени. Такие все разные. Музыка. Громко. Свет. Ярко. Кофе. Вкусно. Она не подозревала, что может быть так вкусно. Консерватория. Она может плакать, слушая музыку! Ленком. Потрясающий спектакль. Что ей мешало посмотреть его раньше, пока Янковский был жив? Мастерская какого-то художника. Неужели люди могут жить в таком хламе? И при этом так рисовать? О чем они теперь спорят? И почему ей кажется, что все, кроме нее, понимают, о чем говорят? Она точно знает, что им всем хорошо. Знает по их лицам. По тому, как они ненароком хлопают друг друга по руке или по коленке, когда увлеченно рассказывают о чем-то. По тому, как загораются их глаза, когда они обсуждают премьеру. Отчего-то и ей хорошо, хотя она все время молчит. А этот, как его? Не вспомнить. Совсем молодой парень. Божественно играл на гитаре. У них в Сибири никто так не играет. А какая необычная девушка была тогда в этой старой квартире на Большой Ордынке, вся в черном. Поэтесса. В Москве есть поэтессы, кто бы мог подумать! Такая странная! Но стихи хорошие, от них бросает в дрожь.
Насколько Анне было тепло и удивительно рядом с Верой, настолько ей было стыдно за собственную неполноценность, которая так явно проявлялась в присутствии этой солнечной девочки. Анну изумляло, как по-разному они устроены. Она в отличие от Веры, скорее, не замечала окружающий мир. Ее мир был словно в тумане: все, что появлялось в нем, возникало для нее совершенно неожиданно, а значит – это тревожный мир, опасный, непредсказуемый, враждебный. Анна понятия не имела, как взаимодействовать с ним, и тогда она просто замыкалась в себе и объявляла все окружающее бессмысленным. Это ни от чего не спасало, зато как будто делало ее сильной и неуязвимой в своем коконе «мне от вас ничего не надо».
«В чем твой секрет?» – все время хотелось спросить эту невероятную Веру, сквозь яркий образ которой проступало трудноуловимое на первый взгляд ощущение какой-то драмы, о чем сдержанно живописала то ли невесть откуда взявшаяся морщинка на лбу, то ли слегка опущенные уголки глаз. «Что же произошло в твоей жизни? И как, несмотря на все это, тебе удалось стать такой яркой, солнечной и настоящей?» – хотелось узнать Анне, но она не решалась спросить, боялась услышать: «Да нет никакого секрета, это ж просто. Разве нет?».
Всего пара дней, и Анна начала оживать. Волосы, правда, пока не желали напоминать даже подобие прически, одежда по-прежнему скрывала вполне интересную фигурку, улыбка появлялась редко. Но окружающий мир все-таки начал существовать, и Анна с удивлением обнаруживала, что, вероятно из-за дружбы с Верой, на нее теперь смотрят окружающие: бровастый бухгалтер – тепло и заинтересованно, девчонки из отдела – с напускным участием и завистью. Она стала замечать неяркое весеннее солнце и влажный ветер, который все явственнее пах весной.
Правда, теперь бросались в глаза и ее