Руссо туристо, облико морале. Елена Логунова
эмигрантов, сумевших передать потомкам русскую речь образца середины двадцатого века.
– Я не совсем понял, почему при столь нелестной качественной характеристике данное транспортное средство представляло повышенный интерес для каждой из конфликтующих сторон, – немного смущенно признался Гусински. – Однако факт остается фактом: эти несовершеннолетние выходцы из кавказских республик яростно оспаривали право засунуть фиговый велик кому-то в задницу и потеряли интерес к этому сомнительному процессу только после облагораживающего вмешательства прекрасной дамы.
– Кстати, а где эта дама? – проснулся лейтенант.
Лео вжал голову в плечи.
– Голубоглазая блондинка, которую чеченские и грузинские юноши называли своей сестренкой, ушла первой, – не скрыв удивления, вызванного столь ярким примером дружбы и братства между народами, ответил Гусински. – А молодые джигиты последовали за ней со словами: «Даешь русское братство против хреновых гансов!»
– Что значит «хреновые гансы»? – нахмурясь, спросил Бохман.
А более сообразительный Лео, не дожидаясь объяснений переводчика, снова заткнул уши и зажмурился.
7. Катя
Вынужденная пробежка по узкой улочке со сложным названием обогатила меня новой информацией: ознакомившись с надписью на табличке, прикрепленной на углу дома, я узнала, что нахожусь не где-нибудь, а в Вене.
– Вена – столица Австрии, – не затруднился с ценным замечанием мой внутренний голос.
– Знаю, – буркнула я.
– А еще что ты знаешь? – заинтересовался он.
– В связи с Веной? – Я помела и поскребла по извилинам. – Знаю, что тут жили и работали Вольфганг Моцарт и Иоганн Штраус.
– Не богато, – вздохнул внутренний.
Я еще напрягла разум и выдала кулинарно-географический довесок:
– Вена славится пивом, вафлями, знаменитым тортом «Захер» и яблочным пирогом – апфельштруделем.
При упоминании яблочного штруделя в непроглядном мраке моего подсознания слепоглухонемой глубоководной рыбиной проплыла призрачная тень. Ее очертания показались мне смутно знакомыми, но проявить и детализировать образ я не смогла.
– Ладно, не мучь себя, – пожалел меня внутренний голос. – Лучше подумай, куда теперь идти?
– Это называется – не мучь себя? – проворчала я.
Вопрос «Что делать?» стоял для меня острее, чем для героев Чернышевского.
– Кто такой Чернышевский? – полюбопытствовал внутренний голос.
И сам же вспомнил:
– Ах да, русский писатель!
Похоже, сознание мое тяготело к просветлению, но процесс этот обещал затянуться надолго.
Узкая темная улочка неожиданно закончилась глухим тупиком. Я остановилась и огляделась. С двух сторон поднимались четырехэтажные дома, подозрительно похожие на наши хрущобы – серые, неинтересные, без всяких архитектурных излишеств, даже без балконов. Трехметровой высоты деревянная дверь имела самый жалкий