Русские князья. От Ярослава до Юрия (сборник). Павел Загребельный
они лишь переводили взгляды с узоров на босого, одетого в белую сорочку и какую-то старую накидку молодого варвара.
– Хочешь, я научу тебя видеть настоящую красоту? – торжественно спросил ромей у Сивоока.
– Я умею делать это и без тебя, – улыбнулся Сивоок.
– А знаешь ли ты, о темный варвар, о тайнах гармонии цветов?
– То, что знаю, неведомо тебе.
Ромей чуточку отступил от Сивоока, отталкивая тех, что были позади, а среди них снова вспыхнула перебранка, возмущенные голоса переплетались в неразборчивый гул. Часто слышалось повторяемое почти всеми имя Агапит, в сердитой скороговорке Сивоок не мог понять больше ничего; зато странный ромей, видимо, получал огромное наслаждение от этой перебранки, он милостиво улыбался, предоставляя своим спутникам свободу и возможность выговориться, а когда немного угомонились, снова обратился к Сивооку:
– Меня зовут Агапит, я великий мастер. Хочешь ко мне учеником или антропосом, то есть человеком попросту, потому что все у меня человеки и я для них тоже человек, хотя и называюсь Агапитом?
– У меня тоже есть имя, – хмуро ответил Сивоок, – называюсь Сивооком.
– Кто ты еси? Болгарин?
– Русич.
– Невероятно, – мягко удивился Агапит и еще немного отступил, разыскивая позади себя кого-то. Поманил пальцем, выпустил вперед себя высокого, с бегающими глазками, с реденькой русой бородкой.
– У меня есть русич. Мищило.
– Единоземец? – не подходя ближе, баском спросил тот. – Откуда же?
– А я не знаю, – пожал плечами Сивоок.
– Как это не знаешь? Скажем, я из Киева. Каждая христианская душа должна знать, откуда она, где ее род.
– Не христианин я, – соврал Сивоок, которому этот Мищило, хотя и в самом деле, судя по языку, был земляком, как-то сразу надоел.
– Что же, язычник?
– Может, и язычник.
– Как же попал к болгарам? Почему смешался с ними?
– А не твое это дело.
Мищило обиженно умолк.
– Побеседовали? – спросил Агапит. – Это пречудесно, такая встреча!
Он наслаждался своим великодушием, ему, видно, самому казалось, что все события развиваются именно так, как того захотелось ему, великому мастеру Агапиту, и вот, например, этого русобородого человека спас вчера не кто иной, как он, Агапит, и сегодня открыл в нем великие способности тоже он, Агапит, и болгарина, о котором уже второй день говорит весь Константинополь, превратил в русича опять-таки он, Агапит; ну а уж что дал Сивооку еще и единоземца на радость, то кто бы уже мог отрицать, что сделал это только он, Агапит. Если бы речь шла о ком-то другом, то сложил бы он целую песенку с припевом, в котором повторялось бы слово «Агапит»[44]. Но мастер был слишком нетороплив в своих словах и размышлениях, чтобы дойти до такой живости, как сложение или напевание песенок, радость и удовольствие он умел выражать одной улыбкой, которая вырисовывалась на его толстых губах с отчетливостью,
Агапетос – любимый (греч.).