Полевой госпиталь. Записки военного хирурга. Николай Амосов
– пока немного.
И эффект от всего этого небольшой. У каждого второго с «бедром» или «коленом» – высокая температура, и их уже нельзя отправлять. Их надо лечить.
Инфекция нас погубит. Раненые ослабленные и замученные, никакой сопротивляемости нет.
Газовой инфекции не очень много (если в процентах), но для нас – вполне достаточно. Каждый день привозят три-четыре случая. Ампутации уже не консультируем с Бочаровым – не хватило бы времени ни у него, ни у нас. Половина ампутантов умирают. И это ужасно.
Награда
Три недели работаем как проклятые. Каждый день с восьми утра до двух ночи. Если бы раньше сказали, не поверил бы, что можно выдержать. Сестры – те вообще не знаю, спят ли? Еще создали челюстное отделение. Теперь нам всем легче. Кстати, того парня, прооперированного в первый день, они шинировали по-настоящему и он уже сам научился себе зонд вставлять. Отек спал, левый глаз открылся, он даже пытается что-то говорить, только понять трудно. Одна Шура Маташкова его понимает.
18 февраля испытывали новый ЦУГ-аппарат и наложили первый гипс на бедро. Ивана Ивановича придется целиком перевести на гипсование.
В нашем отделении около ста тяжелейших нетранспортабельных с переломами бедра, ранениями коленного сустава.
Уж эти коленные суставы: Бочаров (да и сам Юдин) утверждают, что глухой гипс с ними делает чудеса. Мол, если началось гнойное воспаление – артрит – достаточно вскрыть полость сустава, наложить гипс, и все будет в порядке. Мы уже сделали десяток таких операций, загипсовали, но желанных результатов пока не достигли.
23 февраля. День Красной Армии – наш военный праздник. Сводка хорошая, поздравления, приказы.
С утра наложили два высоких гипса. Иван Иванович уже сам накладывает, я только помогаю.
В одиннадцать часов в перевязочную заявилось начальство – комиссар ПЭПа Хаминов, Медведев. Я в фартуке, руки в гипсе.
– Что-нибудь случилось?
– Товарищ военврач третьего ранга! Командование ПЭПа награждает вас именными часами за отличную работу во время зимнего наступления.
Вот уж никак не ожидал! Да за что? Что половина газовых умирает, что лежали иногда по три дня не перевязанные?
Я сказал: «Спасибо». Комиссар поправил, шутя:
– Служу Советскому Союзу, нужно говорить. Ну, мы пошли, работайте.
После этого все разглядывали новые часы.
Приятно. Если бы еще раненые не умирали, да фронт двигался, совсем бы жить можно.
Попытка самоубийства
В двенадцать в перевязочную привезли высокого парня, белокурого, широколицего, курносого. Фанерная шина на левом предплечье. Усадили. Развязали. Он морщился от боли и упрашивал делать осторожно.
– Насилу дождался госпиталя. Так болит, так болит…
Смотрю. Есть причина болеть. Слепое, осколочное ранение предплечья, с повреждением кости. Газовая. Несомненно. Но процесс еще не пошел выше локтя. Значит, это пока не очень опасно. Разрезы должны помочь, а уж ампутация – наверняка спасет.
Расспросили: