Когда черное становится белым. Ила Опалова
отправилась допивать вино в спальню. Поставив снедь на тумбу, включила телевизор и сдернула с кровати покрывало в нежных розочках. Сейчас посижу, откинувшись на подушки, посмотрю очередной глупый сериал о счастливой любви, допью вино – и спать.
Я подняла подушку, чтобы взбить, и бросила ее со слезами: подушка пахла тем же горьковатым парфюмом.
Вволю наплакавшись, я заменила пахнущее чужим человеком постельное белье на новый атласный комплект вишневого цвета и залпом опрокинула в себя вино. Потом протянула руку и, дернув шнурок ночника, погасила свет,
Только через час, покрутившись в постели, я успокоилась глубоким сном.
2
На следующее утро, посмотрев на себя в зеркало, я напугалась: лицо было опухшим, веки набрякли, вид был, как я для себя определила, «сорокалетней тетки». В панике начала шлепать себя по щекам, постукивать пальцами по распухшим векам и ополаскивать кожу то холодной, то горячей водой, в надежде, что припухлость пройдет, и приличный вид вернется.
Услышав перезвон домофона, поспешила в прихожую.
– Линочка, открой дверь твоей любимой подружке! – пропел в трубку голос Инки.
Вздохнув, я проговорила:
– Заходи, только у меня видок – ужас…
Инка стояла в распахнутой легкой шубке, на ее волосах таяли снежинки, оставляя блестящие капли, словно небо восхищенно всплакнуло над красавицей. Она удивленно округлила глаза, разглядывая меня.
– Что это с тобой? Ты заболела? – подозрительно спросила она, не решаясь ступить за порог.
– Ага, – невесело кивнула я. – Но эта болезнь застарелая, называется невезеньем. Заходи, это не заразно. По крайней мере, к тебе это точно не пристанет.
Инка скинула шубку, оставила на коврике мягкие ботильоны и осторожно прошла в комнату.
– Никого? – спросила она, оглядываясь, словно в поисках следов чужого присутствия.
– Конечно, никого, – ответила я устало. – Кому здесь быть?
– Мало ли кому, – ответила Инка. – Вдруг Гоша…
– Этот подлец сделал из моей квартиры дом свиданий. Пока я была в командировке, этот кролик таскал сюда своих самок и дарил им розы! – от заново переживаемой обиды у меня задрожали губы. – Представляешь? Вот, смотри, лепесток! Завял, а все равно красный… Все белье провоняло сандалом. У него новый парфюм: сандал, амбра, что-то горькое… Одним словом, гадость. Я все белье решила перестирать.
– Ну почему гадость? – возразила Инка, немного растерянная, вероятно, от Гошиной подлости. – Мне нравится. Такие запахи… Сейчас все модные мужские одеколоны с таким букетом. Кофеек мне не сваришь?
– Да, конечно, – спохватилась я и поспешила на кухню.
Достав из шкафчика турку, ополоснула ее кипятком и засыпала в нее четыре чайных ложки молотого кофе – как раз на две чашки. Затем залила кофе крутым кипятком, чтобы порошок не оказался на поверхности. И стала подогревать воду дальше, заботясь о том, чтобы кофе не дошел до кипения. Увидев, что пена поднимается, быстро сняла турку с огня, помешивая